Гоблины. Пиррова победа
Шрифт:
Мешечко ожег старшину полным ненависти взглядом, но Кузоватов среагировал еще раньше:
— Нишкни, идиот! — рявкнул комбат. — Быстро дуйте в хату, пока Жека в одиночку чего-нибудь с собой не сотворил! С него станется…
Два бойца испуганно ломанулись в квартиру, и здесь открывшаяся перед их глазами картина повергла обоих в состояние глубокого культурного шока. Здесь культурного, так как «овошники» одновременно испытали чувство схожее с ощущениями литературного персонажа Али-Бабы, впервые посетившего пещеру разбойников.
Измученный
Бойцы присели на корточки подле буквально с неба свалившегося на них счастья и попытались на глазок прикинуть: сколько же здесь? И в этот момент «пришла беда откуда не ждали»: в комнату неожиданно возвратился… Андрей. Молча и бесцеремонно он отодвинул «овошников» в сторону, сгреб с пола деньги, побросал их все, до последней бумажки в металлический ящик тайника и подхватил добычу на руки. Таким образом, счастье старшины Канищева и его напарника оказалось мимолетным. Каким, собственно, оно в большинстве случаев и бывает.
— Все-таки решил машину купить? — с плохо скрываемой усмешкой спросил, а вернее будет сказать простонал, Женя.
— Ага, — мрачно кивнул Мешечко. — Ту, на которой Наташку с того света вывозить станем!..
Санкт-Петербург,
21 сентября 2009 года,
вторник, 02:26 мск
Огромная медицинская палата с большим, чуть ли не во всю стену окном и всего с одной койкой, стоящей строго по центру.
Наташа лежит с закрытыми глазами.
Ее обнаженное тело, прикрытое простыней, сплошь облеплено какими-то проводочками-трубочками.
Вокруг что-то булькает, мигает, дергается стрелками не доступных пониманию простых смертных приборов «космической» внешности.
За маленьким столиком, на котором уместился весь этот «микрокосмос», прикорнула медсестра, положив голову на столешницу.
Прилепина в белом халате сидит на стуле рядом с кроватью Наташи. Она держит ее за руку и что-то отчаянно нашептывает. Что-то, не слышное ни медсестре, ни самой находящейся в коме Северовой.
В этой стерильной, пугающей тишине неожиданно громко подает голос мобильник, упрятанный в недрах сумочки Ольги, и медсестра мгновенно просыпается:
— Девушка, вы находитесь в отделении реанимации! Никаких работающих телефонов! Вы что, с ума сошли!!
— Извините, пожалуйста! — завиноватилась Прилепина и принялась судорожно рыться в сумочке в поисках источника шума.
— А ну быстро в коридор! Бегом!!!
Ольга послушно выскочила в пустынный коридор спящего отделения анестезиологии и реанимации и, разыскав
— Да. Слушаю.
— Привет! — раздался в трубке задорный голос Неждановой.
— Господи, Юля! Ты где! Мы тебя обыскались!
— Десять минут назад я пересекла границу братской Республики Беларусь.
— Как Беларусь? — растерялась было Ольга, но тут же вспомнила их доверительный бабий разговор в поезде: — А-а! Ну да, понятно! Но погоди, а как же?
— Не волнуйся, моя тарелочка с голубой каемочкой при мне.
— Я не про тарелочку. У тебя же процесс? Суд над Литвой через два дня начинается?
— Знаешь, я подумала: раз уж все так удачно сложилось, чего я буду его топить? Согласись, это ведь верх подлости: увести у человека большие деньги и при этом еще и… Ладно бы просто свидетельствовать, а в моем случае — так еще и лжесвидетельствовать против него?
— Соглашусь. Верх, — сухо ответила Прилепина. Боковым зрением она заметила как сзади по коридору прошагал какой-то мужчина и, остановившись возле палаты Наташи, осторожно просунул голову внутрь. Через пару секунд в коридор вышла медсестра, и они принялись о чем-то оживленно шептаться.
— Я рада, что ты меня понимаешь. — продолжала меж тем весело щебетать Нежданова. — Слу-ушай, а вам за меня сильно влетело? Ты уж извини, что всё так получилось.
— Нет, пока еще не влетело. Но вот Наташа — это моя коллега, девушка, которая открыла стрельбу, чтобы подать нам с тобой сигнал об опасности, она…
— Что?
— Тяжело ранена. Сейчас находится в реанимации, ее ввели в искусственную кому.
— Она выживет?
— Не знаю. В состоянии комы ее могут поддерживать достаточно долго, но ей может потребоваться операция, каких у нас здесь просто не делают.
— То есть всё, как обычно, упирается в деньги?
— И всё, как обычно, упирается в деньги, — потерянным голосом подтвердила Прилепина.
— Ольга, я, когда доберусь до места, сразу тебе перезвоню. Слышишь?
— Слышу.
— Мы что-нибудь обязательно придумаем. Честное слово! А пока — держитесь! И… и спасибо тебе за всё. Всем вам — спасибо.
— Виола?! — раздался вдруг удивленный возглас.
Ольга вздрогнула: таким прозвищем ее уже давно никто не называл. Палец машинально сбросил звонок, она обернулась.
Перед Прилепиной стоял тот самый мужчина, который только что о чем-то разговаривал с медсестрой. Мужчина улыбался ей словно старой знакомой, но Ольга, сколько ни напрягалась, никак не могла вспомнить кто это.
— Не узнаете? Я Жора. Помните?
— Какой Жора?
— Жора Спринтер. Троллейбус. Кошелек. Как вы тогда за мной лихо погнались!
— О, господи! — растерянно ахнула Прилепина. — Так это вы? С ума сойти! Это сколько же лет прошло?!
— Много, — улыбнулся Жора. — А ведь я вас все эти годы частенько вспоминал. Честное слово.