Гоблины. Пиррова победа
Шрифт:
— Логика мне понятна, — оживился Мешок. — Другое дело, что цифра обратно немаленькая.
— Согласна. Но, как ты и предлагал, в первую очередь я решила проверить звонки, которые имели место накануне и непосредственно в интересующие нас дни. Остальные тоже ждут своего часа, но эти я посмотрела в первую очередь.
— И что же?
— Самый интересный, на мой взгляд, звонок имел место в день гибели Ивана Демидовича. Если ты помнишь, в тот день дежурила Северова. Более того: мы как раз готовили операцию по захвату мстителя Маркелова, поэтому практически
— Было дело.
— Звонок с нашего служебного телефона был сделан на трубку с прямым номером… Вот с этим… — Ольга протянула Андрею листок. — Ни до, ни после на эту трубку из нашей конторы не звонили. Логично предположить, что это некий неизвестный нам контакт Северовой. И самое главное — звонок был сделан в 16:54, то есть уже после того, как Иван Демидович был передан «транспортным операм».
Мешок, явно заинтересованный, подался вперед:
— Очень интересно. Надо срочно обращаться к Певзнеру!
— Я только что от него. К сожалению, сегодня в УОТМ ведутся плановые работы по профилактике серверов, поэтому Гена сможет пробить телефон только завтра. Но я попросила его по результатам сразу отзвониться тебе или мне.
— Олька! — расцвел Андрей. — Ты — не человек!
— А кто же?
— Ты — четыре пуда чистого золота!
— Мешечко! Ты что, издеваешься? — возмущенно вспыхнула Прилепина. — К твоему сведению, я вешу всего пятьдесят четыре килограмма!..
…Пока в кабинете замов плелись нити заговора, в оперской народ хлопотал и сюсюкал над крестником и сыном полка.
— …Не понял? А зубы где? — отчего-то разочарованно протянул Лоскутков.
— Николай, да ты что?! Какие зубы, нам только четвертый месяц пошел!
— А может, он у вас того — акселерат.
— Не слушай глупости, Санечка, маленький, — залопотала над младенцем Северова. — Дядя Коля у нас немножечко того, дегенерат.
— Да ладно вам, — обиделся молодой. — Подумаешь, и спросить нельзя!
Дверь распахнулась, и в оперскую с шумом ввалились два рейнджера: Холин и Шевченко. Первый тащил автомат и каски, второй — охапку бронежилетов. Стажер тут же охладел к пускающему пузыри детенышу и уставился на внесенное великолепие с нескрываемым восторгом.
— Ой, ребята! А вы это куда собрались при полной амуниции?
— Лучше не спрашивай, Анюта. Задание сверхответственное и сверхсекретное.
— Может быть, нас даже наградят, — серьезно поддержал приятеля Холин. — Посмертно.
— Вы это что, взаправду? — испугалась доверчивая Анечка.
— Ой, да слушай ты их больше, пустозвонов!
— Натали! Я попросил бы понапрасну не наклеивать ярлыков. Давай лучше обнимемся на всякий случай. А ну как не судьба более свидеться?
— Тьфу на тебя! — отмахнулась Северова, продолжая щебетать и носиться с крестником.
— Вот так: стоит женщине на пару недель уйти в отпуск, как она тут же забывает об основном своем предназначении.
— Это о каком же?
— Мужчина должен воспитываться для войны, а женщина — для отдохновения воина. Всё остальное есть глупость. Кто сказал — не помню.
— Это Заратустра, — подсказал Крутов. — Вернее, Ницше в своем философском трактате «Так говорил Заратустра». Гришка, никак получили добро на вывоз Гурцелая?
— Ага. Сейчас Мешок появится — и стартуем.
— Мешок появился! — раздалось за спиной у Холина. — Вот только его старт, к глубокому сожалению, откладывается.
— О, Андрюха, ты уже здесь? А почему откладывается?
— Мне только что звонили из гестапо: велено явиться к 18:00.
— На предмет?
— Кабы я знал, — пожал плечами Мешечко.
— Знаешь, чегой-то мне это «жу-жу-жу» шибко не нравится.
— А что такое гестапо?
— А это, Анюта, управление собственной безопасности, — нехотя пояснил Мешечко. — Там работают люди, которые защищают себя от нас.
— Ага, а еще нас самих от самих себя, — фыркнула Северова, в свое время имевшая сомнительное удовольствие плотно общаться с представителями этой конторы, когда те работали по делу полковника Турвиненко.
— Кстати, Наталья, а ты что здесь делаешь?
— Да вот на Санечку нашего пришла посмотреть. Нельзя? — с вызовом зыркнула та на Мешка.
— Да смотри, ради бога. Просто я слышал, ты вроде как на юга укатила.
— Блин! Вот дались вам всем мои юга! Вернулась я уже, вернулась!
— Вернулась и вернулась. Чего так орать-то?… Так, Гриша, Виталя, барахло пока здесь оставьте и пошли ко мне, на инструктаж.
— Андрей Иванович!
— Чего тебе, Коля? Только быстро!
— Разрешите, я с ними прокачусь, а? Одно место-то в джипе получается свободное! — попросил Лоскутков, но в следующую секунду, устыдившись своего жалобно-дрожащего голоса, он докончил уже вполне решительно и твердо: — Четвертый месяц сижу — бумажки перекладываю! Сколько можно?!!
— Вот она, моя бумажная могила! — хохотнул Григорий. — Загубили бойца Красной армии!
Проявляя доселе неслыханную заботу о молодом поколении, Женя вдруг принялся отговаривать Лоскуткова:
— Колька, ты бы подумал хорошенько, прежде чем шлепнуть! Оно тебе надо? Вон, сегодня весь день парит, так что к вечеру — ливанет, стопудово. Тем более, шторм обещали. Промокнете там, как цуцики.
— Ну и пусть! Уж лучше промокнуть, чем в этой конуре дохнуть. Сил моих больше нет!
В ответ Мешечко расхохотался в голос так, что маленький Санечка испуганно заплакал. Не понимающий, что послужило поводом к столь буйному веселью, народ уставился на начальника с легким недоумением.
— Колька, тебе Олег Семенович, часом, книжку почитать не давал? Нет? — утирая слезы, между тем выдавливал из себя фразы Андрей. — Ладно. Дабы не доводить до суицида, пошли и ты, до кучи… Раз уж «это выше твоих сил»…
Сияющий от радости Лоскутков гордо вышел из оперской. А вот Женя Крутов, напротив, отчего-то сделался чернее тучи. К слову, тучи в данную минуту и в самом деле сгущались: причем как в прямом, метеорологическом, так и в переносном смысле.
Ленинградская обл.,