Гоблины. Сизифов труд
Шрифт:
Не вынесший столь откровенного глумления «вспыльчивый горец» Джамалов молниеносно закипел и схватил Шмагу за лацкан хьюго-боссовского пиджака:
— Слушай, ты! С тобой по-хорошему говорят. А ты, похоже, только по-плохому привык?
— Руки убери! Я сказал, руки убери! — прорычал Шмага, недобро напрягшись.
— Иначе что? — с вызовом поинтересовался Ильдар.
— Ты, чурка, никак конфликта ищешь?
Мужчины, набычившись, в упор глядели друг на друга, обмениваясь враждебными взглядами. Не желающий уступать Джамалов
— Так, спокойно, мальчики! Брек! — вклинилась меж ними Ольга. — Ильдар, отпусти человека!
— Нет, ты кого чуркой назвал, а?! — не унимался оперативник.
— Ильдар! — настойчиво повторила Ольга. — Пойди, сядь, пожалуйста. Там твой кофе остывает. — Джамалов, наступая на горло собственной гордости, опустил руку и нехотя поплелся к столику. — Извините, Владимир. Просто мой коллега немного вспыльчив.
— Я это заметил, — с ленцой в голосе сказал Шмага. Сделав вид, что потерял интерес к конфликту, он кивнул своим, дабы те исчезли. — Ладно, вернемся к нашему разговору. Как я понимаю, пропавшая вещица серебристого цвета лично вам, Иоланта Николаевна, дорога как память?
— Вы правильно поняли, Володя. Этот брелок мне очень нужен.
— Ну хорошо. Только ради ваших красивых глаз. — помедлив, ответил тот. — Попробую что-то узнать. — Шмага, подорвавшись, нагнал уходящих парней, о чем-то пошептался и, получив в ответ утвердительный кивок, вернулся к Ольге. — Придется немного подождать. Минут пять, не больше.
— Не вопрос.
— Вот и славно. Ну, про мою жизнь вы спросили. А у вас как дела, разлюбезная Иоланта Николаевна?
— Да как вам сказать, Володя? Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые.
— Так вы действительно ушли из «карманного»? Ладно, не хотите отвечать, не надо. Тогда, может быть, еще один анекдот? И тоже за жизнь? Короче… Идет мужик по лесу. Видит — в дереве дупло, здоровое такое. Подошел он к дереву, пихнул руку в дупло. Высовывает — нет руки! Он, естественно, охренел. Сунул другую руку, вытаскивает — тоже нет! Тогда он башку в дупло сует и кричит: «Эй! Вам там что, блядь, делать всем не хуй!» К слову, Иоланта Николаевна, искренне советую рассказать этот анекдот вашему джигиту. Дабы он норов свой, чуркестанский, в узде держал. И не сувался в каждое встреченное малознакомое дупло.
— Помнится, Володя, ранее вы не были замечены в шовинизме, — заметила Прилепина. — И команду единомышленников ранее подбирали, как это принято было говорить, по интернациональному признаку.
— Всё течет, всё меняется, — неопределенно объяснил Шмага. — Старею. Надеюсь, становлюсь мудрее.
— А может, таким образом вы всего лишь неосознанно экстраполируете свою нелюбовь к одному конкретному человеку на всех прочих его соплеменников?
— К какому такому человеку? — насторожился собеседник.
— К Мирзе.
— А при чем здесь Мирза?!! Нам с ним делить нечего. И раньше, и уж тем более теперь!
Шмага произнес эти слова с такой поспешностью и со столь наигранным недоумением, что Прилепиной сразу сделалось ясно: своим, абсолютно случайно, вброшенным предположением она, сама того не желая, наступила Владимиру на больную мозоль. Тут, на счастье, на «галеру» невесть откуда выкатился пацаненок лет четырнадцати, в надвинутом по самые глаза капюшоне «кенгурухи», и выжидательно уставился на них.
— О, а вот и Шурик! — обрадовался переводу темы Шмага. — Демонстрируй! — Пацаненок молча разжал кулак, и Ольга облегченно выдохнула: на чумазой ладошке лежал брелок с КТС. — Эта вещица?
— Да!
— Отдай тете, — приказал Шмага, и малолетний карманник безропотно протянул Прилепиной брелок. — А теперь брысь отсюда!
Пацаненок мгновенно ретировался. Словно бы его и не было вовсе.
— Иоланта Николаевна, вы удовлетворены?
— Почти.
— Не понял? — удивленно выпучился на нее Шмага.
— Раз уж вы проявили такое благородство, будьте последовательны.
— Это вы о чем?
— Я о восьмистах рублях.
— Однако! — зашелся в хохоте Владимир. — Вот за что я ментов уважаю, так это за их наглость. Потому как сам такой. — Он вынул из кармана бумажник и протянул Прилепиной тысячную бумажку. — Вот, забирайте и уходите. Хватит дискредитировать меня в глазах мировой общественности.
— Спасибо, Володя! — а вот на этот раз абсолютно искренне улыбнулась Ольга. — Я всегда знала, что в душе вы — рыцарь! Всего доброго… Пойдем, Ильдар.
Прилепина и оскорбленный до глубины души и кончиков пальцев «джигит» двинулись было к лестнице. Но тут Ольга, что-то вспомнив, притормозила и судорожно принялась рыться в сумочке.
— Сдача! — пояснила она, возвращаясь и выкладывая на столик две сотни.
— Ну что вы, право! Какие могут быть счеты между своими! — ухмыльнулся Шмага, но деньги принял.
С удовольствием провожая взглядом удаляющуюся фигурку Прилепиной, он вздохнул невольно и произнес восторженно:
— Ах, какая женщина! Вот кого бы я с удовольствием поимел…
— …Этот Владимир, он, вообще, кто? Главный вор? — мрачно спросил Ильдар, придерживая дверь и пропуская Ольгу на выход.
— Главный, но с некоторых пор не вор. Вернее, вор по статусу, но по карманам сам больше не лазает.
— То бишь еще один менеджер?
— Именно так. У карманных воров, как у детей лейтенанта Шмидта, тоже что-то вроде своей конвенции. Так вот, Шмага последние годы курирует «Гостинку». Следит за порядком, чтоб залетные воры не наглели. Улаживает конфликты. Решает вопросы с милицией.