Год 1914-й. Пора отмщения
Шрифт:
В ответ я только молча кивнул. И в самом деле, один друг, который всегда говорит тебе горькую правду, дороже миллиона подхалимов, не устающих произносить слова сладкой, как мед, лжи. Отец, который сейчас горит в аду, наверняка думал иначе, а потому никогда не имел настоящих друзей, и даже к нашей матери относился как к племенной кобыле, не чувствуя к ней никаких человеческих чувств. Но я-то не он, и, самое главное, я не желаю следовать его путем, ибо я – настоящий болгарский царь, неотъемлемая часть своего народа, а не австрийский офицер, временно исправляющий должность монарха у славянских дикарей.
1 октября (18 сентября) 1914 года, вечер. Санкт-Петербург, здание Морского собрания, музыкальный вечер любителей классического русского романса.
Товарищ (заместитель)
Выходец из рядов бессарабского дворянства, генерал-лейтенант флота Сергей Ильич Зилоти, талантливый композитор и музыкант, автор множества романсов и душа общества, шурин Александра и Константина Гучковых, поделался главным связующим звеном заговора как будто просто в силу вещей. Еще лет тридцать назад талантливый молодой офицер начал устраивать в Морском собрании литературно-музыкальные вечера, на которые собирались не только ценители прекрасного из среды морских офицеров, но и прочие сливки общества: богатые меценаты, а также верхушка адвокатуры и профессуры.
Все изменилось в тысяча девятьсот седьмом году, когда в этот светско-интеллигентский сортир вбросили пачку политических дрожжей… В Петербург после избрания депутатом Третьей Государственной Думы прибыл действительный статский советник Александр Иванович Гучков, управляющий Московского учётного банка и председатель наблюдательного комитета страхового общества «Россия», один из богатейших людей Российской империи. Так уж получилось, что в канун войны с Японией младшая сестра Сергея Ильича, Мария, вышла замуж за этого человека. Впрочем, это была далеко не первая связь между семьями Гучковых и Зилоти: за несколько лет до той свадьбы еще одна из сестер Зилоти, Варвара, вышла замуж за самого младшего из братьев Гучковых, Константина. Главной особенностью этой семейки банкиров и предпринимателей было то, что большую часть своих капиталов они хранили за границами богоспасаемого отечества, и тем самым плотным образом связали себя с иностранными интересами.
А еще Александр Гучков был храбрым человеком и великим авантюристом, любителем острых ощущений. В свое время он успел побывать добровольцем на англо-бурской войне, и даже попался в плен англичанам, потом принял участие в подавлении восстания ихэтуаней, заведовал лазаретом на русско-японской войне, принимал участие иленденском восстании болгар против турецкого владычества, а также отметился на первой балканской войне. Как политик, господин Гучков придерживался либерально-консервативной ориентации на конституционную монархию, и стал одним из основателей партии «Союз 17 октября». Он истово поддерживал господина Столыпина во всех его начинаниях, считая, что только такой сильный государственный лидер способен проводить реформы и обеспечить порядок в Российской империи. Помимо всего прочего, этот человек выступал за решительную борьбу с революцией, даже с помощью военно-полевых судов, проявляя не столько стремление к порядку, сколько кровожадное желание поставить на место разное быдло.
В Третьей Государственной Думе (1907-12 годы) господин Гучков имел должность председателя комиссии по государственной обороне, и на этом посту установил тесные связи со многими представителями российского генералитета. В 1908 году он выступил с резкой критикой деятельности в армии представителей Дома Романовых, призывая их уйти в отставку. Для обсуждения секретных дел, которые он не доверял другим членам комиссии по обороне, в 1909 году создал в Петербурге парамасонскую Военную ложу, являвшуюся частью масонской организации Великий Восток Народов России, а уже та находилась под эгидой Великого Востока Франции. Однопартиец Савич так сказал о нем: «При большом уме, талантливости, ярко выраженных способностях парламентского борца Гучков был очень самолюбив, даже тщеславен, притом он отличался упрямым характером, не терпевшим противодействия его планам».
Все изменилось после убийства Столыпина в сентябре 1911 года, когда Гучков, еще будучи депутатом Думы, ушел в глухую оппозицию к правительству, а против Николая Второго развязал личную вендетту. Так, он позволил себе предать огласке в думских кулуарах подробности одного частного разговора с Николаем Вторым, выдав своим собеседникам не только факты, о которых шла речь, но и некоторые мнения, высказанные его августейшим собеседником. В конце концов история с разговором попала в прессу, после чего Николай Второй стал относиться к этому персонажу резко враждебно, восприняв публикацию своего частного разговора как оскорбление и предательство. Еще одной мишенью для критики и оскорблений в адрес царского семейства стали его отношения с Григорием Распутиным и само явление распутинщины. Под занавес своей парламентской деятельности (следующие выборы он проиграет) Гучков выступил в Думе с громкой антираспутинской речью:
«Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство… Вы все знаете, какую тяжёлую драму переживает Россия… В центре этой драмы – загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков, странная фигура в освещении XX столетия… Какими путями достиг этот человек центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются внешние носители государственной и церковной власти… Григорий Распутин не одинок; разве за его спиной не стоит целая банда? Антрепренёры старца! Это целое коммерческое предприятие! Никакая революционная и антицерковная пропаганда за многие годы не могла бы сделать того, что Распутин достигает за несколько дней… Не случайно социал-демократ Гегечкори говорит о нём: „Распутин полезен“. Для друзей Гегечкори чем распутнее, тем полезнее… Где власть государства? Где власть церкви?»
Александра Федоровна люто и бессильно ненавидела этого человека, но ничего не могла с ним поделать. В конце концов, маниакальная идея низвержения если не монархии вообще, то хотя бы нынешнего царя и его семейства, стала для Гучкова целью всей жизни.
И вот в самом начале Германской войны Распутин вдруг исчезает таким же таинственным образом, как и появился на политической сцене, а на его месте возникает еще один чудотворец – некий Артанский Великий князь Серегин, от одного упоминания которого у Гучкова сводит скулы от ненависти и злобы и начинает крутить живот. Ведь этот человек препятствует его планам, а кроме того, он творит настоящие чудеса, а не только размахивает руками и надувает щеки. Господин Серегин ходит из мира в мир как между комнатами своего дома, благословляет войско Божьей молитвой, после чего солдаты обретают воистину нечеловеческие свойства, а в его владениях бьет фонтан живой воды, помогающей в кратчайшие сроки излечивать самые тяжелые раны.
Помимо того, он – абсолютный монарх, способный выставить на поле боя не очень большую, но прекрасно вооруженную, оснащенную и обученную армию, обладающую многочисленной артиллерией, что по огневой мощи в несколько раз перекрывает германскую. Там, где в сражение на стороне русских вмешались артанские полки, враг разбит и втоптан в прах. Оглушительные победы русской армии в Восточно-Прусской и Галицийской операциях – это в значительной части их рук дело. Но, кроме обычно вооруженных полков и дивизий, в армии Артанского князя имеются наземные бронированные чудовища и боевые летающие машины, своими возможностями приводящие в оторопь даже бывалых господ офицеров, а умы флотских тревожит загадочная история с пленением «Гебена». Вот был германо-турецкий линейный крейсер, гроза всего русского судоходства – а вот он уже стоит под русским флагом в Карантинной бухте Севастополя, и теперь уже с турецкой стороны из порта не высунется ни одна лохань. Но подробностей тех событий в Питере знать не могут, ибо Балтийский и Черноморский флоты – это как две разные планеты.
За два месяца войны через госпиталь в Тридесятом царстве прошли десятки тысяч русских солдат и офицеров, и после возвращения в строй они порассказали своим товарищам столько всякого, что ни у кого нет теперь никаких сомнений в том, что это место где-то существует на самом деле. Среди заговорщиков, по понятным причинам, нет бывших пациентов того госпиталя и офицеров, участвовавших в боях рука об руку с артанской армией, но имеются их знакомые и знакомые знакомых, слышавшие рассказы о военных чудесах через третьи-четвертые уши. И главным в этих рассказах было то, что Артанский князь оказался великим народолюбом, объявившим себя одним целым со всем своим войском. Формула «Вы – это я, а я – это вы» сводит с ума некоторую часть русского офицерства. А ну как и в русской армии и на флоте будут введены подобные порядки, когда нет господ офицеров и солдатско-матросского быдла, а есть только их командиры и их подчиненные, наглухо спаянные в одно целое сознательной дисциплиной?