Год 1914-й. Время прозрения
Шрифт:
– Господин Серегин, - сказал он, - прошу меня простить за необдуманные слова, сгоряча сказанные при нашей прошлой встрече.
– Да, Сергей Сергеевич, - подтвердила Ольга, - дядя Мишель раскаивается в своих словах и сожалеет о них.
– Мне прекрасно известно, - ответил я, - что те слова были сказаны сгоряча и необдуманно, с чужой подачи, а также то, что Великий князь Михаил Александрович за них раскаивается, потому что иначе этой встречи просто бы не случилось. Поэтому я сообщаю, что принимаю эти извинения, на чем прошу считать дипломатические преамбулы исчерпанными.
– Да, - сказал Михаил Александрович, - мне уже говорили, что вы не любите разговоров ни о чем и пустых формальностей, а потому стремитесь сразу же перейти к делу. Что же, мне такой подход нравится. Мои племянницы и примкнувший к ним Иосиф с фактами в руках сообщили мне, что Россия стоит на краю пропасти. Факты -вещь упрямая, но хотелось бы знать,
– Такой запасной план стоит сейчас передо мной, - сказал я.
– Но при вашей нынешней репутации корону вам могут предложить только в том случае, если все уже в Империи будет висеть на волоске, да еще потому, что армия будет верить только тому претенденту в императоры, который сам сражается в ее рядах. Но доводить до такого кажется мне крайне негодным ходом, да и вы, ровно по тем же причинам, что побудили вас наговорить гадостей мне и вашей племяннице, откажетесь от этого последнего предложения трона, после чего монархия в России покатится в тартарары. Теперь что касается девятнадцатилетней девчонки. Нам известен мир, в котором точно в таком же возрасте взошла на трон ваша младшая сестра - тоже, надо сказать, Ольга. И ничего плохого, насколько нам это известно, с ней не случилось. Надежная и победоносная лейб-компания заставила врагов сидеть прикрыв рот, а исходящее от императрицы ощущение суровой простоты и ответственная социальная политика привлекли на сторону юной государыни самые широкие народные массы.
– Я готова и к суровой простоте и к ответственной социальной политике, - вскинув голову, сказала Ольга.
– А вот победоносная лейб-компания, дядя Мишель, это по твоей части. Или ты передумал и все же решился взвалить монаршию ношу на свои плечи?
– Нет уж, племянница, я пас, - вздохнул Михаил Александрович.
– Господин Серегин очень хорошо все придумал, и про запасной вариант я ляпнул сдуру. Я не хочу получить страну в ситуации, когда все уже почти погибло, и на последних остатках сил пытаться восстановить репутацию государства, в то время как то же самое можно проделать без особого риска и проблем, потому что так хочет Бич Божий и Защитник Земли Русской. В книгах, которые мне дали прочесть, процесс крушения монархии описан очень ярко и выпукло. К тому моменту, когда мне был предложен трон, главными людьми в России поделались господа генералы, наставляющие револьверы на своего государя, и теневые профсоюзные воротилы, возмущающие столицу при помощи искусственно созданного голода. И знаешь ведь, что самое противное? Дорвавшись до власти, господа либеральные заговорщики не смогли сделать ничего хорошего и прогрессивного, а только внесли в государство дух хаоса и разрушения, который назвали свободой и демократией. Как после этого можно верить красивым речам, произносимым с думской трибуны, о патриотизме, верности интересам Отечества и любви к российскому народу?
– Верить либералам - себя не уважать, - сказал я.
– Когда они говорят о свободе и процветании, то имеют в виду только себя, любимых, и более никого. Но надо иметь в виду, что за двадцать лет, прошедшие со времени заключения русско-французского союза, благодаря усилиям франкобанкирского лобби это либерально-радикально-демократическое поветрие в значительных количествах распространилось и в армии, а некоторые такие прогрессивные офицеры успели дорасти до генеральских чинов. В ближайшие два года эти деятели растратят потенциал мирного времени, переведут маневренную войну в позиционную фазу, после чего раздуют русскую армию до шестнадцати миллионов солдат и офицеров, стремясь компенсировать нехватку тяжелого вооружения количеством штыков. А потом, когда это все не даст своих плодов, они начнут раздувать шпиономанию, обвиняя в измене не кого-нибудь, а царицу, урожденную немку Алису Гессенскую, и потребуют отставки царя Николая на том основании, что не верят его супруге. Должен сказать, что такой политтехнологический прием говорит о том, что главные интересанты так называемой февральской буржуазной революции проживают за пределами нашего богоспасаемого Отечества. Для настоящего российского патриота разрушение симбиотической русско-германской элитной связки, устроенной еще Петром Первым, означает разрушение самого государства. Определение виновности человека на основании принадлежности к той или иной нации - это не российская, а чисто европейская идея. Россия с самого своего основания, с древнего Киевского княжества и государства Рюриковичей, является державой многонациональной, включающей в себя различные компоненты, и это отличает ее от европейских государств, которые в основном створожились по национально-языковому принципу.
– А как же тогда Австро-Венгрия?
– спросила Татьяна.
– Ведь это европейское государство - так же, как и Россия, многонационально и многоконфессионально...
– Да, - поддержал юную спорщицу Коба, - Австро-Венгрия, товарищ Серегин, опровергает ваш тезис о том, что Европа может порождать только мононациональные государства.
– Австро-Венгрия - это не государство, а феодальное владение семейства Габсбургов, - парировал я.
– Признаками государства обладают ее отдельные части, короны которых венчают голову императора Франца-Иосифа: Австрия, Богемия, Хорватия и Венгрия. Процесс распада этого образования, изрядно пережившего свое время, уже начался, и когда он придет к своему завершению, мы увидим на месте лоскутного одеяла набор нормальных для Европы мононациональных государств...
– И еще два лоскутных одеяла - на этот раз югославское и российское, - добавил Михаил Александрович.
– Сказать честно, я прочел и об этом. А ведь это ваши любимые большевики решили заменить единую Российскую империю конгломератом национальных образований, многие из которых они будут долго и упорно тянуть к уровню Голландии или Дании - только затем, чтобы в конце двадцатого века увидеть, как на составляющие элементы распадается и их детище Эс-Эс-Эс-Эр.
– Большевики большевикам рознь, - сказала как отрезала товарищ Кобра.
– Те из них, которые наши и любимые, не страдают европейскими заморочками и не ставят под сомнение единство будущей державы. При этом всех прочих, в том числе считающих своими союзниками разных окраинных буржуазных националистов и сепаратистов, мы своими товарищами не считаем и подвергаем суровой анафеме до полного изничтожения. Нет у наций никакого врожденного права на самоопределение, ибо нация нации рознь. Одни, самоопределившись, в историческом масштабе сразу же впадают в дикость, феодализм или даже родоплеменной строй, а другие, едва выделившись из состава угнетавшей их империи, начинают создавать этнические диктатуры, подгребая под себя соседние народы. У них, видишь ли, исторические комплексы: «Польша от моря до моря» или «империя Александра Македонского».
Наша огненная истребительница драконов близко сошлась с товарищем Стасовой, составив с ней комплот кристально целостных натур, ее уважают товарищи Коба и Орджоникидзе, и побаивается Ильич. А Ольгу с Татьяной она просто очаровала: первоначальный страх перешел в благоговение, тем более что младенцев Кобра не ест и тягой к безудержному разрушению не страдает - напротив, очень хорошо чувствует, когда поблизости находится безумный углубитель революции. Кстати, не исключено, что боится Кобру не сам Ильич как человек, а та колдовская сущность, что сидит у него внутри и подталкивает вождя мировой революции на всякие мерзости и пакости. Михаил Александрович тоже буквально ошарашен женщиной, одновременно сочетающей в себе красоту и силу. Она притягивает к себе большую часть его внимания. Истинный взгляд высвечивает такие вещи с беспощадной четкостью. Кстати, было интересно узнать, что японцы видят в Кобре земное воплощение богини Аматерасу, а мусульмане - демоницу Аль-Уззу, арабское женское божество из доисламского пантеона. Я не знаю, кого именно в Кобре увидел младший брат царя, но нет никаких сомнений в том, что ничего хорошего из их связи не получится. И Кобра не сможет остаться с ним здесь, и ему тоже нельзя уходить с нами вверх по мирам, ибо тогда юная императрица Ольга останется тут без опоры.
«Лилия!
– позвал я мысленно.
– А ты куда смотрела? Более неподходящей пары, чем Кобра и Великий князь Михаил я, пожалуй, не припомню».
«А кто говорит о паре, папочка?
– отозвалась мелкая божественность.
– Это воспетая поэтами, так называемая неразделенная любовь: его к ней тянет, а она, несмотря на весь свой жар, холодна. Тут явно поработал мой неугомонный братец Эрот, да еще по чьему-то постороннему заказу. Такие истории как раз в его стиле».
«Поймаю - ноги вырву!
– мысленно сказал я.
– И не посмотрю, что маленький. Но нам нужно делать что-то прямо сейчас».
«Направь его ко мне на детальный медицинский осмотр, - откликнулась Лилия, - там, незаметно для клиента, все и порешаем».
«А разве Ольга его к тебе еще не водила?» - удивился я.
«Водила, - согласилась Лилия, - но это была поверхностная процедура, буквально в несколько касаний, только ради того, чтобы убедиться, что у кандидата нет прямых противопоказаний к занятию предназначенной ему должности. В этом смысле все хорошо, но степень износа организма - ужас, ужас, ужас. После того, как он заключит с тобой соглашение, рекомендуется тщательный медицинский осмотр и назначение распределенного курса лечения, который пациент будет проходить в перерывах между боями. И вместе с прочими болячками и ранами мы вылечим и ту, что оставила в сердце этого человека стрела безобразника Эрота. Только так, и никак иначе».