Год без мужчин. Чему я научилась без свиданий и отношений
Шрифт:
Стюарт никогда не восхищается, но и не насмехается над моей внешностью. Иногда он может сказать нечто сбивающее с толку, вроде как «ты похожа на физиотерапевта», когда я спрашиваю, нравится ли ему мой новый топ. На самом деле для него имеет значение только, какой я человек. Он ценит честность, доброту и чувство юмора и не придает значения тому, как я выгляжу в новом платье от Jane Norman.
Но к этому времени мои способы поиска мужского одобрения и ожидание отвержения въелись до самых костей. И учитывая, что моя новоприобретенная симпатичная внешность уже показала способность превращать отвращение в принятие, мой подростковый
Я – кукольный домик
Теперь моя самооценка зависит от того, как я выгляжу. Я покупаю/ворую свою самооценку с прилавков косметики. К семнадцати годам я трачу по полтора часа на подготовку к выходу в колледж. Покинуть дом без полностью покрытого макияжем лица для меня приравнивается к тому, чтобы выйти за дверь, сверкая голой задницей.
Если мои волосы плохо выглядят, я просто не иду в колледж. Сначала внешность, а только потом учеба. Если я кому-то не нравлюсь, то расцениваю это как глубочайшее оскорбление. Мне нужно, чтобы меня все любили, и тогда я чувствую, что имею значение.
Я завожу картотеку постоянных ухажеров. Главное, чтобы мой-текущий-бойфренд считал меня самой привлекательной девушкой.
«Ты самая красивая девушка из всех, что у меня были», – говорит мой кавалер Тони. «Но не самая привлекательная девушка из всех, что ты видел? Я имею в виду не в телевизоре?» – спрашиваю я. Он пытается сменить тему.
Я как кукольный домик, предназначенный только для витрины: причудливо разрисованный фасад и скучные картонные внутренности, где торчат скрепки и грубые швы. Желание, чтобы мои бойфренды считали меня симпатичней всех остальных, – совершенно недостижимая химера. Но без этой уверенности, без их подтверждения этой иллюзии я теряю опору, чувствуя себя никому не нужной, забытой.
Я не могу осознать, что люди выбирают быть с кем-то не только из-за внешности. Они делают выбор, учитывая весь набор качеств.
Одобрение моей личности для меня не так важно, потому что, насколько я могу судить, моя единственная ценность – это внешняя оболочка.
Учитывая, что мужчины стали меня замечать в тот год, когда я стала укладывать волосы, носить макияж и упаковываться в узкие одежды, крайне важно поддерживать эту все изменившую игру.
В первые несколько месяцев новых отношений я встаю на полчаса раньше него, чтобы нанести тон и тушь и разгладить утюжком волосы, потому что абсолютно уверена: если он проснется рядом с Настоящей Мной, то обязательно испугается. Мне нужно, чтобы он верил в Накрашенную Меня. Потому что я никоим образом не могла такой родиться.
Эскизы бойфрендов
Вечер прошел «зря», если я никого не зацепила. К счастью, в девяностые Бирмингем наводнен повседневным сексизмом, чтобы поддерживать мою самооценку. Фразы вроде «Если я скажу, что у тебя прекрасное тело, ты покажешь его мне?», или «Мне нравится это платье. Но еще лучше оно будет смотреться на полу моей спальни», или «Милые ножки, когда они открываются» все еще считаются приемлемыми. Я не могу выйти в мир без того, чтобы мужчины не кричали вслед о моей заднице.
Бойфренды – пустые страницы в моем скетчбуке. Я рисую героизм и великолепие, когда все, что у меня есть, – это рудиментарные очертания. Но и они западают не на настоящую меня. Они с таким же успехом могут запасть на Джессику Рэббит, учитывая, что я всего лишь коллаж из статей «Что Мужчины Считают Сексуальным».
Я читала «Трамвай «Желание» Теннеси Уильямса в университете и ощутила толчок узнавания, когда читала о Бланш Дюбуа. Я позиционирую себя как хитрую, саркастичную, поддатую телку. Я ищу мужчин, которые стали бы приключением. Мне нравится встретить мужчину, который ко мне равнодушен, обыграть его в бильярд и сверкать вокруг него, пока я не зажгу искру тепла в холодном угле его глаз. Пока огненный шар «да» не проскочит между нами.
Я – караульный секса. С гордостью заявляю, что сплю обнаженной, и высмеиваю мягкие пижамы и плюшевые игрушки моей лучшей подруги. Ради бога, постель – это сцена, а не кокон. Я больше яркий перфоманс, чем личность. Я провоцирую своих друзей из университета играть в покер на раздевание после вечерней прогулки, чтобы перевести общение из нормального в распутное.
Я похожа на почти обнаженную инстаграм-диву с надутыми губами, за исключением того, что у меня нет социальных сетей для демонстрации себя, так что использую вместо них Broad Street Бирмингема. Я брожу вокруг, как Pac-Man с разинутым ртом, пожирающий комплименты по дороге. Когда пьяна – во мне десять футов роста, а трезвая я съеживаюсь.
На первый взгляд вы видите во мне сверхсамоуверенность, покачивающиеся бедра, вызывающе громкий смех, живую мимику. Но если вы наблюдательны, то разглядите человека, находящегося в состоянии войны с самим собой. Слишком туго стянутые непослушные волосы, ноги, втиснутые в маленькие туфли, обгрызенные до крови ногти с типсами, посаженными на суперклей. Под бахвальством этого циркового пони – гражданские беспорядки.
Я читаю «Страх полета» Эрики Джонг, где сконструирована эротическая Страна Чудес, что обогащает меня термином «трах без застежек», сокращение для секса без привязанностей, обязательств или скрытых мотивов. Вот чем я занимаюсь, говорю я себе, но правда состоит в том, что мои мотивы далеки от «беззастежечных». Я хочу близости, страсти, одобрения и ищу все это не в тех местах, позволяя моим одеждам лететь на пол.
Я пью, чтобы быть ближе к людям, и оказываюсь слишком близко. Я вливаю в себя вино, чтобы чувствовать себя сексуальной, а заканчиваю тем, что становлюсь чересчур сексуальной. Я не знаю, как остановить ускоряющееся сближение на полпути.
Я просыпаюсь на следующее утро и в первую секунду не знаю, где я или с кем. Тогда меня заполняет стыд. Я не хочу так жить, тогда почему настойчиво продолжаю?
Потому что я зависима от тех, кто меня желает, – завоевателей, ниспровергателей. Этого острого чувства взаимного притяжения, которое заставляет похоть струиться от моего пупка к бедру, где она останавливается, чтобы повернуться, а потом спускается между бедер.
Ночь, а с ней и похоть приводят за собой похмелье. Обе, кажется, ненавидят меня, когда приходит утро. Восход солнца разрушает заклинания, словно коллективное бурное утреннее падение. Прошлой ночью желание притянуло меня к себе на колени; на рассвете оно вернуло меня в реальность.
Как говорил Карл Юнг: «Стыд – пожирающая душу эмоция». И именно так он и ощущается. Словно мелкая моль пожирает мой дух. Моль, которая скрыта в пуховом одеяле печали, накрывающем меня утром. Я пытаюсь переспать ее, перепить и пересмеяться, превращая свои свидания в анекдоты, но моль стыда пробирается под кожу и теперь грызет мою душу.