Год Черной Лошади
Шрифт:
— Ноль-ноль, — спокойно сказал Мэл.
Антон уже был рядом с Сашей и видел, как закатившиеся было глаза вернулись на место. Антон протянул руку, но Саша поднялся без его помощи, хотя и с трудом. Выпрямился; носком кроссовка отшвырнул камень с поля. Осторожно потрогал затылок.
— Не стой! — раздраженно бросил Антону. — Играй…
Антон удивленно обернулся на Мэла.
— Играй, Антоша, — мягко сказал тот. — Ничего страшного.
Антон оглядывался, ища взгляды товарищей по команде. Кто-то отворачивался. Кто-то ухмылялся. Мяч
Команда противников почти сразу провела удачную комбинацию, выведя на бросок одного из Славиков, но тот промахнулся. Игра есть игра; сквозь потрясение и сквозь звон в ушах к Антону понемногу возвращалось ощущение поля, мяча, команды. Он начинал понимать Вову, мысленно достраивать победную комбинацию; он ввязался в борьбу за мяч, отобрал и отдал точную передачу Косте, получил ответную передачу и тут же отдал мяч Вове. Вова снова пошел в прорыв, ему удалось-таки увлечь за собой Антонова защитника, Антон открылся, Вова отдал пас, и Антон впервые с начал игры ощутил настоящий кураж. Рванул, чтобы заколотить мяч сверху…
Он успел увидеть, что мяч в кольце. И тут же — с опозданием — пришла боль; из Антонова плеча торчал маленький дротик, похожий на швейную иголку с головкой, одетой в шелковый парик. Преодолевая темноту перед глазами, Антон вырвал иглу. Крови было немного, и она тут же запеклась. Кто-то аплодировал. Мяч, только что побывавший в кольце, укатился за поле.
— Два-ноль, — удовлетворенно сказал Мэл. — Блестяще, Тоша.
Антон растеряно огляделся.
— Играй, — быстро сказал Вова.
Антон непонимающе взглянул на Мэла.
— Хватит помнить об этой царапине, — сказал Мэл. — Ты же забросил! Мы ведем два-ноль. Давай закрепим преимущество?
Игра началась снова, но Антон уже не понимал ее. Был наблюдателем. Видел, как «желтые» рвутся к кольцу, какое ожесточенное сопротивление оказывают «зеленые»; видел, как Вова орет на Игоря. Видел, как Олег идет в атаку, выпрыгивает на линии штрафных для броска — но вместо того, чтобы атаковать корзину, дает красивую передачу Саше, который к тому времени освободился от опеки. Саша взметнулся над кольцом — в эту секунду железный шарик, подшипник от какого-нибудь гигантского колеса, ударил его в висок. Мяч прокатился по ободу корзины — но внутрь так и не попал, свалился снаружи; кто-то — Людовик! — разочарованно выругался.
— По-прежнему два-ноль, — удовлетворенно сообщил Мэл.
Саша поднялся с подмерзшего снега. Слепо огляделся. Скользнул взглядом по Антону, но не увидел его.
— И снова мяч в игру, — сказал Мэл. — Что с тобой, Тоша?
Антон молчал. Смотрел, как Саша бредет по площадке — по-прежнему вслепую. Как будто перед глазами у него до сих пор темно.
— Что с тобой, Антон? Идет игра…
— Но я так не могу, — сказал Антон.
Людовик усмехнулся. Резко запрокинул голову, водворяя на место очочки. Тряхнул длинными тусклыми волосами. Мэл поднял брови:
— А через «не могу»? Как тебе мама в детстве говорила, когда ты отказывался
Слово «мама» было, как скрип железа по стеклу. Антон дернулся; Мэл кротко улыбался и смотрел ему в глаза. Тогда Антону — снова — захотелось спрятаться. И от этого взгляда, и от слова «мама», и от всего. Он подобрал мяч; где-то внутри его крепло знание, что спрятаться можно в игре. Ему захотелось забросить оранжевый шар в кольцо — захотелось с такой силой, как хочется иногда почесать зудящий комариный укус.
Вперед. Стук мяча о мерзлый снег. Вова понял его сразу же — отличный он разыгрывающий, Вова. Передача, еще передача, обманное движение; рывок, обводка, прыжок… Что-то ударило Антона сзади. Он споткнулся и упал, растянувшись на снегу; он не чувствовал тела и не мог видеть своей спины, но откуда-то знал, что прямо из середины ее точит сейчас рукоятка тяжелого метательного ножа, что это конец, что это несправедливо, и подло, однако жестокая игра наконец-то закончена…
— Четыре-ноль, — донеслось издалека и сверху.
— Это только начало, — донеслось в ответ.
— Хорошее начало… Ты видишь, Лю, я был прав.
— Продолжаем…
— Продолжаем…
— …аем…
Антон закрыл глаза, ожидая, пока назойливое эхо в ушах не стихнет совсем. Пока не настанет окончательная тишина.
— Что ты разлегся? — носок ботинка несильно ткнул его под ребра. — Вставай…
И Антон почувствовал, как из спины у него — вжжик! — с усилием выдернули нож.
— Вставай-вставай… Поднимайся.
Его взяли за майку и потянули вверх; он понял, что снова может двигать руками и ногами. Что спина глухо болит, будто по ней ударили сгоряча древком лопаты.
Был такой случай когда-то в деревне, сосед очень обиделся за обобранное вишневое дерево и…
Деревня? Сосед? Он встал на четвереньки. Потом сел на корточки; Людовик стоял рядом, вытирал нож о штанину, насмешливые, но не злые глаза поблескивали из-под мутных стекол:
— Удачно тебя Мэл подобрал… Упрямый ты. Играем дальше?
— Сейчас? — тихо спросил Антон.
И сам услышал, каким жалобным получился вопрос.
— Ну что, пусть отдохнет? — донесся откуда-то издалека голос Мэла.
Антон через силу выпрямился.
— Ладно, — усмехнулся Людовик. — Ступайте, ребята, в душевую.
Стены душевой были облицованы белой кафельной плиткой. Кое-где вместо выпавших кафельных квадратов темнели пустые бетонные четырехугольники; на потолке набрякали тяжелые капли, а из душа — пластмассового распылителя на высокой никелированной трубе — широким веером хлестала горячая, очень горячая вода.
Антон попытался покрутить вентиль — тщетно; температура воды не регулировалась. Ребята стояли, запрокинув головы, подставив лбы обжигающим потокам. Сейчас на них не было футболок, и Антон не мог различить, где свои, а где чужие. Где игроки Мэла, а где — Людовика. Душевая была просторная. Кранов хватало на всех.