Год дурака
Шрифт:
– СО-О-ОНЯ!
Я непроизвольно втянула голову в плечи. Случайные похожие заозирались, решив, что случилось какое-то несчастье. И зачем вообще кричать мне? Как будто мы подружки не разлей вода и пьем вместе каждую пятницу! Наверное, нужно было отбросить гордость и спасаться бегством, но на меня уже налетел золотисто-бирюзовый вихрь.
– Ты
Чертов Эрик… все растрепал своей матери. Впрочем, чего ожидать от этого разгильдяя…
– Кстати о твоих сережках. Ни в коем случае не надевай их в офис.
У нее было такое серьезное лицо, что я невольно прикоснулась к маленьким золотистым колечками, свисающим с моих мочек.
– Золото притягивает негативную энергию, а затем она курсирует по кольцу. Для вашего гадюшника тебе нужны серьги-подвески, чтобы весь негатив стекал с них. И еще тебе пригодится кулон с лунным камнем – отвлекает от дурного глаза. С твоей стервой самое оно, если, конечно, ты не собираешься перейти к серьезной магии.
Оглушенная потоком нелепой информации, я и слова не смогла вымолвить, а мама Эрика уже устремилась прочь, подвижная, как ручей. И я еще думала, что Эрик чересчур непосредственен… да, яблочко от яблоньки… Я даже имени этой дамочки не знаю! Как будто подслушав мои мысли, она обернулась и крикнула:
– Альбина! Но вообще меня называют Аля!
Деструктор тянул ее прочь, но она все же гаркнула с расстояния в двадцать метров:
– Мы с Деструктором идем в цирк!
Надеюсь, львы и обезьянки не испугаются ее макияжа. Хотя они привыкли, общаясь с циркачками.
– Эта женщина определенно не от мира сего, – бормотала я, поднимаясь по лестнице, – И Эрик не от мира сего.
Я подумала еще, что и сама немного того, и мне стало грустно.
Вероятно, я действительно нуждалась в средстве для отвода дурного глаза, потому что в понедельник Ирина снова вызвала меня в комнату для собеседований.
– Ты разговаривала с администратором, – тонкие губы Ирины подрагивали от ярости.
Я лихорадочно начала вспоминать, где, как долго, и, главное, о чем мы говорили с Эвелиной, но вроде, ничего криминального не было.
– Мы только парой слов перекинулись, а потом я побежала работать, правда!
– Меня не интересует, с людьми какого круга ты общаешься во внерабочее время, но, находясь в офисе, ты являешься представительницей компании. Что было бы, если б, например, клиент увидел, как ты по-свойски болтаешь с обслуживающим персоналом?! Как, после этого, он оценит культуру наших сотрудников и, прежде всего, нашего отдела?
После такого заявления я вдруг поняла, что мама Эрика еще нормальная. Все познается в сравнении. Ирина вот тоже будет вполне нормальна по сравнению с туземцем из племени людоедов, прокалывающим свои гениталии шипами терновника.
– Впредь, прошу, тщательнее подбирай себе собеседника…
– Но, еще на прошлой неделе, вы говорили, что я должна улыбаться даже уборщице!
– Не в буквальном же смысле, – возмутилась Ирина, – К тому же это огромная разница – формально улыбнуться нижестоящему, или же снизойти до общения с ним.
– Но… но…
Я попыталась возражать, но Ирина разразилась потоком слов, смысл которых был в том, что я должна вести себя как человек, уважающий себя, и именно поэтому я сижу тут, низко наклонив голову, и выслушиваю все те гадости и глупости, которые она мне говорит. Есть люди достойные, и есть те, что расположены ступенью или двумя ниже, и вроде как все равны, хотя некоторые менее равные, и, общаясь с ними, ты опускаешься до их уровня. Как будто где-то когда-то подобные вещи уже произносили… году в 39-ом. По-немецки.
Конец ознакомительного фрагмента.