Год испытаний
Шрифт:
Я отошла от двери, собираясь проводить ее, но она рванулась мимо меня и была уже на ступеньках, ведущих в комнату мистера Момпелльона, но тут он сам вышел на лестницу.
— Мисс Бредфорд, — сказал он, — будьте добры, остановитесь. — Он говорил тихо, но таким тоном, что она встала как вкопанная. — Я был бы вам очень признателен, если бы вы воздержались от оскорблений в адрес моих помощников. Позвольте миссис Фрит проводить вас до двери.
— Вы не смеете… — отвечала она. — Моя мать нуждается в вашей помощи…
— Дорогая мисс Бредфорд, — холодно прервал он ее. — За прошедший год многим из нас была
И тут она вдруг разрыдалась.
— Моя мать очень больна, она боится, что скоро умрет. Врач сказал, что это опухоль… Пожалуйста, ваше преподобие, она только и говорит о вас. Мы вернулись сюда для того, чтобы вы утешили ее и подготовили к смерти.
Лицо его было грустным, но голос звучал твердо:
— Если ваша мать хочет видеть меня для того, чтобы я отпустил ей грехи, она зря совершила этот длительный переезд. Пусть обращается к Богу и просит его о прощении. Но боюсь, он не услышит ее, так же как не услышал многих из нас. — С этими словами он пошел в свою комнату и закрыл за собою дверь.
Элизабет Бредфорд схватилась за перила, чтобы не упасть, ее плечи содрогались от рыданий. Я невольно шагнула к ней, и, несмотря на нашу взаимную неприязнь, она, как ребенок, бросилась в мои объятия.
Я осторожно повела ее в кухню и, усадив на скамью, предложила ей стакан воды. Она мигом осушила его.
— Я сказала, что наша семья вернулась, но на самом деле вернулись только мы с матерью и наши слуги. Отец порвал с ней всяческие отношения, когда стало известно, что у нее за «болезнь». У нее вовсе не опухоль. Но в ее возрасте от этого можно умереть. А отцу наплевать. Он говорит ужасные вещи… Он назвал ее шлюхой…
Тут она замолчала, поняв, что сказала больше, чем следовало. Резко встав со скамьи, она распрямила плечи и отдала мне стакан, конечно и не подумав сказать спасибо.
— Я сама дойду, — бросила она, я не стала ее провожать.
А потом я задумалась над поразившими меня словами мистера Момпелльона. Я потихоньку поднялась по лестнице и постучала в его дверь. Он не ответил, и я просто зашла в комнату. Он сидел, уронив голову на руки. Нераскрытая Библия лежала рядом с ним на столе. Я вдруг вспомнила, как Элинор читала ему псалмы своим нежным голосом. Не спрашивая его разрешения, я взяла Библию и раскрыла ее на псалме Давида, который знала наизусть:
Благослови, душа моя, Господа, и не забывай всех благодеяний Его.
Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои; избавляет от могилы жизнь твою, венчает тебя милостью и щедротами.
— Ну что ж, Анна, читаешь ты хорошо, — сказал он, поднявшись со стула и взяв Библию из моих рук. — Видно, моя Элинор была неплохой учительницей. Но почему ты не выбрала эти слова? — спросил он и прочитал мне вслух:
Жена твоя, как плодовитая лоза, в доме твоем;
сыновья твои, как масличные ветви, вокруг трапезы твоей…
Он долго, не отрываясь смотрел на меня. А потом медленно, разжал пальцы и выпустил Библию. Я подскочила, чтобы поймать ее, но он схватил меня за руку, и толстый том с глухим
— Мистер Момпелльон, — подала я голос, стараясь сдержать дрожь.
Он отдернул руку, точно обжегшись. От пальцев его на коже остался след. Я почувствовала, что вот-вот расплачусь, и вышла из комнаты, не спросив на то его разрешения.
Глава 2
Весна 1665 года
Зима в год после гибели Сэма была самой тяжелой зимой в моей жизни. Вот почему, когда Джордж Виккарз постучал весной в мою дверь и попросил позволения снять комнату, я подумала, что сам Бог послал его в наш дом. Некоторые говорили после, что это был не Бог, а дьявол.
Мой сын Джеми прибежал, спотыкаясь и путая слова от возбуждения:
— Там дядя, мама! Дядя у двери.
Когда я вышла к нему, Джордж Виккарз тут же снял шляпу и, разговаривая со мной, в знак уважения не поднимал на меня глаз.
— Хозяйка, мне сказали в доме пастора, что у вас можно снять комнату.
Джордж Виккарз рассказал мне, что он портной и переезжает с места на место в поисках заказов. Судя по его простой, но прекрасно сидевшей на нем одежде, он был искусным портным. Он только что получил работу у моего соседа, Александера Хэдфилда. И хотя он проделал долгий путь из Кентербери, выглядел он очень аккуратно, да и вообще производил впечатление скромного, спокойного молодого человека. А когда он сказал, что будет платить мне шесть пенсов в неделю за комнату на чердаке, у меня никаких сомнений не осталось. За такие деньги я согласилась бы ее сдать, будь он даже грязным, как свинья, пьяницей. Мне было очень трудно обходиться без денег, которые приносил раньше в дом Сэм. Я все еще кормила грудью своего младшего сына, Тома, а овцы мои большого дохода не давали. Правда, немного денег я получала за работу у пастора да изредка прислуживала в поместье Бредфордов. Эти шесть пенсов были бы для нас большим подспорьем. Однако к концу недели я готова была сама приплачивать Джорджу: он принес в наш дом смех.
Пока я работала, за детьми присматривала молоденькая девушка, Джейн Мартин. Она хорошо за ними ухаживала, но, будучи истинной пуританкой, считала смех греховным. Джеми не нравилась ее строгость, он так радовался, когда я возвращалась домой, — несся к двери со всех ног и приникал ко мне, обнимая меня за колени. Но в тот день, когда мистер Виккарз поселился у нас, Джеми не выбежал мне навстречу. Я услышала, как он заливается счастливым смехом, и, помню, еще подумала: что это нашло на Джейн, что она решила с ним поиграть? А войдя в дом, я увидела, что Джейн, поджав губы, мешает на кухне суп, а мистер Виккарз ползает по комнате на четвереньках с моим сынишкой на спине.
— Джеми! Слезь сейчас же с бедного мистера Виккарза! — воскликнула я.
Мистер Виккарз откинул назад свои светлые волосы:
— Я его конь, миссис Фрит. Джеми — прекрасный наездник и очень редко бьет меня хлыстом.
На следующий день я вернулась с работы и увидела, что они развешивают на стульях мешки из-под овса, сооружая для себя домик. Я стала благодарить мистера Виккарза за его доброту, но он только отмахнулся:
— Он чудный ребенок. Его отец, должно быть, им очень гордился.