Год, когда мы встретились
Шрифт:
Я захожу в гости к сестре просто так, потому что вдруг захотелось повидаться. Раньше я себе этого никак не могла позволить. Это приводит ее в полнейшее замешательство, и она беспрерывно спрашивает меня, который час, как будто я сбила ее внутренний хронометр.
Я сильно загодя накупила подарков к Рождеству. А также рождественских открыток, которые разослала вовремя – все двести штук. Я даже помогла отцу с его списком покупок. Я деятельна сверх меры и всегда такая была. Конечно, мне тоже приятно побездельничать – люблю съездить в отпуск на пару недель, поваляться на пляже и ничем вообще не заниматься, но только если я сама так решила, если это происходит по моей воле и я знаю, что потом меня снова ждет работа. Мне необходимо иметь цель. Необходимо к чему-то стремиться. Что-то преодолевать и чему-то способствовать. Мне необходимо что-то делать.
Я любила
Моими коллегами в основном были мужчины. По большей части самодовольные придурки, но были и забавные, и парочка приятных. Мне не хотелось встречаться ни с кем из них вне работы, и поэтому то, что я сейчас скажу, может показаться нелогичным, но это не так. Их было десять человек, и с тремя я переспала. В двух случаях из трех я об этом пожалела. Третий, о котором я не пожалела, очень пожалел об этом сам. Такие вот нескладушки.
Я не буду скучать о тех, с кем вместе работала. Люди раздражают меня больше всего на свете. Меня раздражает, что у большинства начисто отсутствует здравый смысл, что они пристрастны, необъективны, их поступки ошибочны, а убеждения ложны, они невежественны и опасны, так что слушать их порой просто невыносимо. И это не потому, что я ядовитая брюзга. Напротив, я ничего не имею против грубой, скажем так, неполиткорректной шутки, если она уместна и остроумна, а шутник в идеале еще и самокритичен. Но когда какой-нибудь кретин на голубом глазу изрекает «забавные» пошлости, в которые сам при этом верит, это не смешно, это отвратительно. И я терпеть не могу благостные споры о том, что хорошо, а что плохо. По мне, каждый и так должен это знать, с самого рождения. В детстве надо проходить проверку на подлость и получать прививку от глупости.
Отсутствие работы вынудило меня признать существование некоторых проблем, чрезвычайно меня раздражающих. Работа позволяла мне этого избегать, отвлекала от лишних мыслей. А теперь мне приходится думать, задаваться ненужными вопросами, искать возможность взаимодействия с тем, от чего я так долго уклонялась. Это касается и соседей по району, где я поселилась четыре года назад. До того наше общение было сведено к нулю.
Касается это и сегодняшнего ночного происшествия. Не знаю, может, так бывало и раньше, а мне удавалось не обращать внимания. Впрочем, может быть, ситуация постепенно усугубилась или теперь, когда мне больше особо нечем заняться, я излишне остро на нее реагирую, то есть дохожу до белого каления. Как бы то ни было, а сейчас десять вечера, и уже минимум два часа как я в бешенстве.
Сегодня канун Нового года. И впервые в жизни я в этот вечер одна. Я сама так решила по нескольким причинам: прежде всего погода просто ужасающая и выходить на улицу чистое безумие. Мне и так чуть голову не оторвало, когда я открыла дверь, чтобы забрать у парня из службы доставки свою тайскую еду. Этот героический человек храбро сражался со стихиями, чтобы снабдить меня пищей, и у меня не хватило духу упрекнуть его, что пельмени и креветочные чипсы превратились в единое месиво. Он смотрел мне за спину, в тепло и уют гостиной, и в его взгляде было столько безнадежной тоски, что жалобы заглохли у меня на губах.
Ветер за окном воет с такой лютой силой, что я всерьез опасаюсь, как бы он не сорвал крышу. У моих ближайших соседей беспрерывно хлопает калитка, и несколько раз я уж почти готова была выйти и закрыть ее, но боюсь, что уподоблюсь пустым банкам из-под пива, которыми ветер играет на боковой улочке. Такого урагана наша страна – то есть Ирландия – никогда в жизни не видела. И то же самое творится в Британии, да и Штатам прилично досталось. В Канзасе минус сорок, Ниагарский водопад замерз, над Нью-Йорком завис арктический антициклон, и там тоже собачий холод. В графстве Керри буря поднимает дома-автофургоны и швыряет на скалы, а овцы, прежде весьма крепко державшиеся на гористых склонах, проигрывают схватку с ураганом и валяются на побережье рядом с обессилевшими тюленями. Предупреждают о наводнениях, жителям прибрежных районов рекомендуют не выходить из дома, улицы пусты, и лишь несчастные репортеры посиневшими губами ведут прямые трансляции с места событий. Дорога, по которой я могу добраться туда, куда мне нужно, уже два дня как затоплена. Именно в тот момент, когда мне бы хотелось проявить активность, когда мне необходимо себя чем-то занять, мать-природа вынуждает меня затормозиться до полной обездвиженности. Я знаю, чего она добивается: хочет, чтобы я кое о чем поразмыслила, и она в этом преуспела. Но поскольку все, что я о себе думаю, теперь начинается с «может быть…», чего раньше никогда не случалось, то не знаю, насколько эти мысли верны.
От дома напротив сквозь завывание ветра порой доносится собачий лай, видимо, доктор Джеймсон опять забыл впустить своего пса. Либо он становится все более рассеян, либо у них в последнее время испортились отношения. Не знаю, как зовут это животное, но оно породы джек-рассел-терьер. Пес взял себе за правило забегать ко мне в сад и делать там свои делишки, а пару раз врывался в дом, так что приходилось ловить его и относить через дорогу, чтобы возвернуть достопочтенному хозяину. Я зову его «достопочтенным», потому что он весьма величественный джентльмен лет семидесяти, врач-терапевт на пенсии, возглавляющий, исключительно «из любви к искусству», бесчисленное множество всяких обществ: любителей шахмат, бриджа, гольфа, крикета, а теперь он президент местной управляющей компании, которая отвечает за уборку листьев, замену перегоревших лампочек в уличных фонарях, охрану и всякое такое. Он всегда подтянут, брюки идеально выглажены, рубашки безукоризненно сочетаются по цвету со свитерами с V-образным вырезом, ботинки начищены, а прическа волосок к волоску. Разговаривая со мной, он адресует свои реплики куда-то поверх моей головы, слегка задрав крепкий подбородок и внушительный нос, – как актер в любительском театре, однако он никогда не бывает откровенно груб, лишая меня возможности нагрубить в ответ, и мне остается только проявлять холодную сдержанность. Я вообще проявляю ее со всеми, в ком не могу до конца разобраться. Надо сказать, что разбираться я вовсе и не жажду, более того, месяц назад я знать не знала, что у доктора Джеймсона есть собака, но теперь, похоже, мне известно о моих соседях куда больше, чем хотелось бы.
Чем дольше лает терьер, тем больше я тревожусь – а не сбил ли ураган доктора Джеймсона с ног или, того хуже, не зашвырнул ли он его на соседский задний двор, как большую игрушку? Я слышала про девочку, которая, выглянув поутру в окно, обнаружила у себя в саду качели и горку. Она уж было решила, что это подарки от Санта-Клауса, но выяснилось, что их сорвало ветром во дворе за сто метров вниз по улице.
Мне не слышен шум вечеринки по соседству, но зато я все отлично вижу. У мистера и миссис Мерфи, как обычно, на Новый год веселое застолье. Оно всегда начинается и заканчивается народными ирландскими песнями, мистер Мерфи играет на бойране, а миссис Мерфи поет – так тоскливо, точно сидит в неурожайный год посреди поля с гнилым картофелем. Остальные гости им вторят: полное ощущение, что все они плывут в утлом челне к берегам Америки, их бросает от борта к борту, и все запасы провианта они давно подъели.
Ветер уносит их песни, и меня это ничуть не огорчает, но взамен он приносит шумные вопли другой веселой компании, собравшейся где-то в доме за углом. Их я как раз не вижу, зато до меня долетают обрывки фраз каких-то ненормальных, которые в такую погоду выходят покурить на крыльцо. Голоса проникают ко мне сквозь дымовую трубу вместе с громко ухающей музыкой, но б'oльшая часть несется дальше в безумной круговерти с сорванными листьями.
Меня позвали на три разные вечеринки, но я решила, что нет ничего кошмарнее, чем искать в новогоднюю ночь такси да и вообще таскаться куда бы то ни было по такой погоде. И потом, по телевизору наверняка покажут нечто грандиозное, вот я в кои-то веки и посмотрю праздничное шоу. Я поплотнее кутаюсь в кашемировый плед, прихлебываю красного винца и с удовольствием думаю, что правильно поступила, оставшись дома в гордом одиночестве, а не ринулась, как сумасшедшая, на поиски удовольствий. Ветер ревет с удвоенной силой, я тянусь за пультом, чтобы сделать звук погромче, и в этот самый момент по всему дому вырубается свет, а заодно и телевизор. Все погружено во мрак, и только сердито пищит охранная сигнализация.
Беглого взгляда в окно достаточно, чтобы убедиться – электричества нет во всех окрестных домах. В отличие от своих соседей я не озаботилась покупкой свечей. А посему мне приходится на ощупь подниматься по лестнице и в десять часов вечера забираться в кровать. Н-да, все отключено, включая и меня. Смешно. Я смотрю новогоднее шоу по айпаду, пока он не разряжается, потом слушаю музыку с айпода, но и у него катастрофически быстро дохнет батарейка, после чего я хватаю лэптоп, и, когда он умирает, мне хочется плакать.