Год любви
Шрифт:
Том и Элен сообщили о том, что произошло. Благодаря случайному стечению обстоятельств Джерри именно в момент катастрофы вышел на улицу, чтобы выкурить последнюю сигарету, и все увидел. Больше ему нечего было добавить.
Наконец все завершилось. Полицейские нагнулись к носилкам.
– Вам обязательно нужно его уносить? – спросил Дарси.
– Боюсь, что да, милорд.
– Вы не оставите меня с ним на две минуты? – его голос ни разу не дрогнул.
Все, неловко толкаясь и наступая друг другу на ноги, пошли к Розе на кухню. Роза по-прежнему лежала в кресле-качалке,
Том тоже зашел в кухню, он стоял в другом ее конце, прямо напротив Элен, но она не могла заставить себя посмотреть в его сторону. Она вдруг поняла одну ужасную вещь…
Дарси вошел в помещение.
– Спасибо, – сказал он. – Можете его уносить, если вы готовы, господин полицейский.
Полицейские вышли и, подойдя к носилкам, взяли их за ручки. Унылая процессия выступила на улицу, где брезжил серый рассвет. Оставшиеся в коридоре женщины слышали, как полицейские спотыкаются на узких каменных ступеньках и кряхтят от напряжения, унося тело Оливера. Затем дверцы «скорой помощи» захлопнулись, и труп увезли.
Дарси медленно вернулся в дом. Он подошел к Элен, обнял ее и поцеловал в волосы.
– Ты извини, что я должен тебя оставить, – сказал он. – Но мне нужно в Монткалм. Ты ведь меня понимаешь, правда?
Элен молча кивнула.
– Постарайся хоть ненадолго уснуть, – ласково сказал Дарси.
Все остальные тоже потихоньку разошлись. Элен решила, что она наконец-то осталась наедине с Томом в пустом мрачном холле. Но, подняв голову, она заметила Джерри. Он горько усмехнулся, и в его облике снова появилось жестокое сходство с Оливером.
– Он часто говорил, что не желает кончать свои дни подобно мне. Так и получилось, да?
Джерри передернул плечами и ушел.
Элен и Том остались вдвоем.
Том все еще дрожал, тело его страшно сотрясалось, зубы клацали. Элен медленно подошла к нему и взяла за руки.
– Тебе нужно обсохнуть, – это прозвучало дико неуместно, она подумала, что, наверное, больше ничего не сможет сказать вообще, и они так и будут молчать.
Лучше бы она ничего не говорила! Том сказал:
– Я не должен был позволять ему идти к реке. Это моя вина.
Казалось, эти слова вертятся у него в голове уже несколько часов. Элен крепче сжала его руки.
– Ты не должен себя винить.
Том поднял голову, и Элен внутренне сжалась – такая в них сквозила печаль.
– Разве?
– Оливера нельзя было удержать. Мы с тобой оба это знали.
Том тяжело поднялся со ступенек, они посмотрели друг на друга. Напряжение между ними все возрастало – сказывался ужас этой ночи и страх, что случившееся все изменило.
– И что теперь? – спросил Том почти шепотом. Элен понимала, что ничего другого она ответить не может, но все равно каждое ее слово прозвучало словно удар похоронного колокола.
– Я сейчас не могу оставить Дарси. Короткие, холодные, скованные фразы…
– Не сейчас. Я ведь ему нужна.
– А мне нет?
Том совершенно переменился внешне. Он ссутулился, его самоуверенность исчезла, лицо стало серым и измученным. Элен сделала шаг ему навстречу, пытаясь его утешить, но он отверг ее утешения.
– Ну, так что?
Он не принимал никаких отговорок. Это было не в стиле Тома.
– Я не думаю, что ты во мне нуждаешься так же, как он.
Эта жестокая правда разрывала ей сердце. С одной стороны, жалость, уважение и нежность, с другой – любовь. Мучительная, настоящая любовь, от которой ей никуда не деться…
Но как я могу причинить Дарси боль в такую минуту? И в то же время… если не сейчас, то когда?
Ее охватили растерянность и боль. Элен видела, что Том уходит от нее. Он направился к двери, обогнув то место, где лежали носилки, накрытые красным одеялом.
Элен охватила паника.
– Погоди! – крикнула она ему вслед. – Том, я люблю тебя!
Он не остановился и даже не оглянулся.
– Мне так не кажется.
Дверь распахнулась и резко захлопнулась, в этом была какая-то обреченность.
– Том! – закричала Элен. – Том!
Ответом ей была гробовая тишина, Элен почувствовала, что дом давит на нее, мрачный, потрясенный разыгравшейся трагедией… Где-то лежал мертвый Оливер. Он был один среди чужих людей. Он ушел, а маленькие драмы, волновавшие их мирок, продолжались. Как будто это имеет какое-то значение… Элен захлестнула волна жалости.
Она пошла вверх по лестнице, прошла по пустому коридору. Легла на кровать и уже не стала сдерживать слезы… она оплакивала своего друга, рыдания накатывались длинными волнами, потом, наконец, первый прилив горя отступил назад, и Элен погрузилась в пучину усталого забытья.
Позднее в тот же день Дарси вернулся назад. Он был спокоен и очень ласков, словно не у него, а у нее погиб брат. Она смотрела, как он стоит у окна, отодвинув занавески, чтобы можно было хорошенько разглядеть позолоченный солнцем фасад Крайст-Черч. Ослепительно-ясный день резко контрастировал с тем мраком, который был у них в душе. Занавески целый день были задернуты, в комнате стояла духота.
Они говорили очень мало. Элен даже казалось, что она не знает этого нового Дарси, бледного от потрясения, однако уже совсем не застенчивого. Заботы по устройству… ну, всего, что полагается в подобных случаях – Элен избегала страшного слова «похороны» – похоже, целиком легла на его плечи, и он достойно с этим справлялся.
Дарси сказал Элен, что еще будет произведено вскрытие тела и проведен опрос свидетелей, но он уже поговорил с коронером, и уверен, что они напишут в графе «причина смерти» – «несчастный случай». Похороны решено было не откладывать.
– Отпевание будет в церкви Мера, – сказал Дарси. – Как ты думаешь, многие из друзей Оливера захотят прийти?
– Я думаю, все, – ответила Элен.
«Мы все любили его, – вновь мелькнула у нее мысль, – каждый по-своему».
– Дарси, – отважилась спросить она, – а как твои родители?