Год любви
Шрифт:
– Ну, а ты, Хлоя, что будешь делать? – спросил Том.
Трения, которые были между ними даже, несмотря на успех совместной работы, теперь канули в прошлое. Хлоя подняла свой бокал и по очереди встретилась глазами с каждым.
– О, мне предстоит долгое трудное лето, я буду писать тексты для каких-нибудь рекламных агентств. А потом, в октябре… – Хлоя заговорщически улыбнулась, – я приеду в Оксфорд. Представляете, мне ничего так не хочется, как учиться в Оксфорде! Мне кажется, я наконец нашла работу по душе. Теперь. Элен, когда Том увозит тебя отсюда
Хлоя говорила, а Элен с Томом повернулись друг к другу, и их пальцы встретились под белой скатертью. Окружающие тоже воспринимали их как единое целое, а раз так, то не нужно было тратить лишних слов.
Хлоя рассмеялась.
– Я с головой уйду в учебу, потом получу диплом с отличием и останусь здесь, буду старой девой, постепенно старея, начну чудить и публиковать в ученых, серьезных журналах ужасно умные статьи. Ищите мои работы в «Ноут энд Куэрис», договорились?
Они посмотрели на экзотическую красавицу Хлою, чем-то напоминавшую великолепную тигрицу, и нарисованная ею картина показалась им такой нелепой, что все снова расхохотались.
Когда подали еду, все обнаружили, что умирают от голода. Дичи не было, поэтому они взяли в качестве ближайшего ее заменителя слегка зажаренную, нежную говядину, на гарнир заказали без всяких затей летние овощи. Вкусное, благородное бургундское вино горячило кровь. Когда принесли вторую бутылку, Элен вспомнила, как однажды Оливер пошутил насчет того, что ланч с одной бутылкой вина для него – это уже далекое прошлое, и как потом он поцеловал ее и на его губах ощущался привкус бургундского…
«Прощай! – простилась она с ним в душе. – Прощай!»
После мяса подали летний пудинг, политый малиновым соком, никто из друзей его в этом году еще не пробовал.
– Как прекрасно! – вздохнула Пэнси, доедая последнюю ложку.
Позднее, смакуя бренди, именно Пэнси сказала вслух то, что было на уме у каждого:
– Как бы Нол был рад! Только он непременно начал бы настаивать: «Ну, возьмем еще хоть одну бутылочку!»
Она обвела глазами стол, словно пытаясь понять, можно ли поместить за ним еще один стул.
– Мне кажется, он сидит сейчас с нами. Сегодня у могилы я не могла о нем думать. А сейчас мне кажется, что он здесь. Сидит, откинувшись на спинку стула и смотрит сквозь поднятый бокал на пламя свечи.
Ее мелодичный голосок охрип и был еле слышен, но они все равно услышали и запомнили каждое слово.
Пэнси слегка опьянела, и ее броня немного ослабла, они ее такой еще не видели.
– Уметь себя прощать очень сложно, правда? Нол этого не умел. Он не мог делать себе поблажек. Даже забавно: внешне он казался таким неуязвимым, а на самом деле был удивительно хрупким, я никого чувствительнее его не знала.
«Хрупким, – подумала Элен. – Да, что верно – то верно. Его мир зиждился на слишком хрупкой реальности, а он еще больше искажал ее алкоголем и наркотиками».
– Как вы думаете, он хотел умереть? – прошептала Пэнси.
Том поежился.
– Ну, может быть, только пару раз, когда ему было особенно худо. Но не тогда, когда это случилось. Тогда он был полон жизни. Это самая настоящая злая судьба.
Голос Тома прервался, Элен потянулась к нему и взяла его за руку. Они посидели в тишине, думая об Оливере и пустоте, которая осталась после его ухода.
– Выпьем за него, – сказала Пэнси и одним медленным глотком осушила свою рюмку. Сидя тесным кругом при свете свечи, они все выпили за Оливера. – Пока мы с вами будем вот так встречаться, он будет с нами. Мы ведь еще встретимся, да?
– Да, – ответили ей друзья. – Так или иначе наша встреча непременно состоится.
– Я хочу предложить еще один тост, – заявила Пэнси. – За вас двоих.
Элен и Том торопливо обменялись заговорщическими взглядами, которыми всегда обмениваются влюбленные.
– А как же Дарси? – тихо спросила Хлоя. Сегодня вечером они так сблизились, что им уже не нужно было обходить некоторые темы тактичным молчанием.
– Я думаю, с Дарси все будет в порядке. Понимаешь, мы с ним не подходим друг другу. Я пыталась поверить, что мы подходим, еще там, в Венеции, пыталась, но это была неправда.
Пэнси снова заговорила:
– Сегодня днем я внимательно следила за ним. Я думаю, раньше Оливер всегда заслонял его. Дарси, конечно, будет горевать о нем, но при этом он повзрослеет.
«Надеюсь, что ты права, – подумала Элен. – Если когда-нибудь в нашей компании появится пятый человек, я бы хотела, чтобы это был Дарси».
Вечер закончился.
Они тихо смотрели, как за окном автомобиля мелькают оксфордские просторы, но это было спокойное, а не печальное молчание.
В последний раз вернувшись в Фоллиз-Хаус, они спустились по ступенькам моста, отвернувшись от бурной реки.
Хоббс уже отвез объемистый багаж Пэнси в Лондон. Хлоины книги были перевязаны веревочкой и ждали в полутемном коридоре прихода носильщика.
Элен нерешительно замерла у подножия лестницы. Все понимали, что настало время расставаться, но пытались оттянуть эту минуту.
Молчание нарушила Пэнси. Она торопливо чмокнула Элен в щеку.
– Au revoir, – сказала она и поднялась на галерею.
Ее светлые волосы какое-то время белели в темноте, а там, где она проходила, оставался аромат летнего сада. Хлоя повернулась к Элен и Тому и молча обняла их.
Элен хотелось сказать:
«Подожди! Не уходи еще немножко!»
Но рядом стоял Том, и она знала, что больше всего на свете ей хочется снова остаться с ним наедине.
Ушедший год промелькнул в ее памяти, и на мгновение она почувствовала связь с собой прежней.
«Неужели я та же самая Элен? – спросила себя Элен и ответила. – Нет».
За год, прожитый в Фоллиз-Хаусе, она изменилась до неузнаваемости и обрела Тома. Ее пальцы благодарно сжали его руку.
Наступила пора покинуть Фоллиз-Хаус и Оксфорд, и Элен была к этому готова. А вот Пэнси и Хлою она не оставляла, потому что была уверена: они всегда будут с ней.