Год Майских Жуков
Шрифт:
Едва первый солнечный луч чиркнул, зажигая козырёк крыши дома № 4, как неожиданно, без всякого предупредительного выстрела добрую половину спящих граждан разбудил голос Васи – городского сумасшедшего, который время от времени посещает Каретников тупичок, сопровождая свой визит песней из фильма Радж Капура "Бродяга".
Появляется Вася обыкновенно ниоткуда, чаще всего он возникает в какой-то точке на улице Коперника, и началом его представления служит эта популярная песня из индийского фильма. Вася идёт, весело размахивая руками, несколько нелепый в своих,
В фильме "Бродяга" герой Радж Капура начинает её словами на хинду "Абара му", что означает "Я бродяга". Вася очень легко сделал перевод первой строчки на русский язык и стал петь "Абара я", добавляя многоступенчатые а-а-а-а-а… Они-то и будят народ в радиусе примерно полквартала, будят своей внезапностью, своим глубоким отличием от рычащих моторов, пьяного мата, громыхания кастрюль на кухне, мерзкого трезвона будильника и прочих раздражающих побудок.
В Каретников переулок менестрель Вася заглядывает редко, но наверняка. Обычно он идет по Банковской к Жовтневому проезду, но иногда поворачивает в наш тупичок…
Вот и в то утро, оказавшись рядом с подъездом дома № 4, Вася грянул во всю мощь своих легких "Абара-а-я!", и, как бы глубоко Марик не был затянут в воронку сна, он вздрогнул, с трудом разлепил один глаз и посмотрел на часы. Стрелки сошлись в одну линию, фиксируя тридцать три минуты седьмого. Отрывной календарь, как обычно, плёлся в обозе вчерашнего дня, показывая 29 апреля 1974 года. Благодаря Васиной песенке Марик очнулся в тот миг, когда его мозг находился в фазе быстрого сна, а подсознание настолько глубоко засело в будущем, что многоцветный калейдоскоп сновидения крутился перед глазами во всём своём великолепии. Интенсивность действия и детали сна, казалось, пропечатались на сетчатке наверняка и надолго, но едва удалось разлепить второй глаз, как все эти пёстрые полуабстрактные картинки начало затягивать в глубокую воронку забвения. Осталась только подсохшая слизь на веках и язык, шершавый, как остывшая магма.
Марик сразу вспомнил, что заснул довольно рано. Накануне вечером, измученный экспериментом по перегонке высокожировой молочной субстанции в икру севрюжью, химически стойкую, он рухнул в постель, когда ещё не было девяти часов. Проваливаясь в сон, он почувствовал на лбу мамину тёплую ладонь и её тревожный голос: "…кажется, его слегка температурит, может быть…" – окончание фразы поглотил Морфей.
19. На пуантах этикета
Марик потянулся, косточки похрустывали, как тонкий ледок после первых заморозков. Острая жажда, однако, заставила его вскочить. Зевая, он поплёлся на кухню попить водички.
Весь дом, казалось, спал, но Марик уловил неясные звуки со двора. Он вышел на балкон. Перила были покрыты утренней росой. Марик зацепил пальцем набухшую влагу, понюхал и лизнул. В эту минуту из трущобы сна высветились два слова: "молоко волчицы", но задуматься над их происхождением он не успел. Внизу появился Миха, он выносил из дворницкой какой-то инвентарь.
Миха, видимо, почувствовал, что на него смотрят, он поднял голову, улыбнулся и стал поглаживать себя по животу. Марик рассмеялся и показал знаками, что хочет поговорить. Миха отвесил лёгкий поклон и также немым жестом пригласил его спуститься.
Чуть прищурив глаза, он посмотрел на Марика:
– Судя по вашей румяной физиономии, всё прошло и забылось, как вчерашний день.
– Спасибо за марганцовку и вообще… – Марик не знал, какие подобрать слова, тем более, что туго соображал спросонья, и в то же время хотел, чтобы Миха почувствовал его искренность.
– Поговорим в моей конуре, а то здесь отовсюду любопытные уши торчат, – негромко сказал дворник. – Заодно чаёк попьем. Вам будет как раз на пользу.
Они зашли в дворницкую.
– Значит, марганцовка своё дело сделала?
– Никто ничего не заметил. Не знаю только, как всё прошло у Рогатько.
Он очень боялся, что отец его изобьёт. Он ему однажды на голову чернила вылил. У него припадки эпилепсии.
– Ветеран? – Спросил Миха и, не дожидаясь ответа, кивнул головой и с горечью сказал:
– Я через всё это прошёл… никого не осуждаю и не обсуждаю.
Марик покраснел.
– Я просто хотел сказать… Рогатько переводят из класса в класс, хотя он не учится. Все его папу жалеют. Но я по другому вопросу хотел поговорить.
Миха потрепал Марика по плечу.
– Что-то в вашей лексике появились несвойственные будущему писателю бюрократизмы: "Я к вам по другому вопросу"… У нас в домоуправлении это самая расхожая фраза. Вам не к лицу. Будем разговаривать как родственные души. Хотите? А насчёт промывания желудка вспомнил одного доктора ещё со времён моей юности. Он любил повторять: хорошо бы придумать такое лекарство, чтобы промывало желудок и мозги одновременно.
– Миха, – Марик сделал паузу. – Я сказал родителям, вернее, маме, что хочу посмотреть ваши марки, а то… понимаете – папа, он говорит, что надо к экзаменам готовиться. Он сам преподаватель, и очень строгий… А мне надо его и маму убедить…
– Я всё понимаю, – мягко перебил его сбивчивую речь Миха. – Я для них тот самый вариант нежелательных сочетаний: принц и нищий, Жан Вальжан и столовое серебро… Иными словами, приличный мальчик из еврейской семьи и небритый дворник, от которого иногда ещё и сивухой разит. Не волнуйтесь. И объясните родителям: я хоть и презираемой профессии, но не какой-нибудь там компрачикос.
– Папа этого не говорил, – Марику вдруг стало обидно за папу. – А мама – наоборот, хочет с вами познакомиться и тоже посмотреть марки.
– В таком случае, мои вам извинения. Это во мне ретивое взыграло. Просто появление на сцене дворника иногда приводит к осложнениям… Но я думаю, что посмотреть альбом и заодно немножко поговорить о жизни, в целом, – неплохая затея. Приходите с мамой, я постараюсь вести себя прилично.
– Ну что вы, Миха, – Марик рассмеялся. – Если бы мама услышала хоть одну из ваших историй, она бы стала каждый день приходить. Вы так здорово рассказываете. Но мне пришлось сказать, – тут его голос зазвучал невнятно, – что вы хотите какие-то марки мне продать, вернее, я хочу купить…