Год мертвой змеи
Шрифт:
— Слушай боевой приказ, — разведчик попытался повысить голос и напрягся, стараясь приподняться на локтях.
— Да пошел ты… — спокойно ответил он, разглядывая, как вдали перебегают фигуры. Далековато. С его руками не достать, а патронов остались такие крохи, что странно даже, что они еще есть. Отсоединив последний магазин, Алексей проверил: да, патрон в окошке ярко светился желтым. И пистолет пока есть. Так что живем пока.
— Да послушай меня!
— Не буду. — Отвечать ему не хотелось: слишком мало в этом было смысла. Все было кончено.
— Послушай же… Время ведь уходит! Леня не уйдет, потому что… А, все ты понимаешь… Идиоты, кто их сюда взял, двух сразу?… Но не знали же, что так обернется — с тобой просто выбора не было, а мы и близко не должны были подходить к фронту, если бы все сошло нормально… Слушай — мне конец, но мы с ребятами сколько-то минут вам купим — уходи! Там был Пак Ю… Сейчас наша очередь.
— Да я уже ответил.
Приподняв голову, Алексей смотрел на то, как самоходчики держат друг друга за руки. Леонид что-то говорил, но это было слишком далеко и тихо, поэтому разобрать ничего было нельзя. Что он может говорить в их последние минуты? Никто и никогда этого не узнает… В карманах документы советского военсоветника, две или три бумажки на корейском и русском. Надо будет их изорвать и закопать в снег, — да и об остальных позаботиться, включая того же разведчика.
— Время! — крикнул Петров, — Время! Лешка, да не будь же дураком, уходи!
— Ни хрена, — снова сумел достаточно спокойно ответить Алексей, одной рукой, морщась от боли, вновь подсоединяя к автомату объемистый магазин. Барабанный, в полном должен был быть 71 патрон. — Ни хрена. Я тоже ранен, мне не уйти далеко. Потянем время пока. Или вместе отобьемся, или…
— Да не будет никакого «или», болван! Нас убьют сейчас! Это последняя атака! Да, ты сам ранен, но не в ноги! Уходи, кто-то из нас должен дойти! Ты что, не понял еще? Ты не понял, для чего это все было?
Он кивнул на изодранное тело пленного, лежащее с неестественно вывернутыми руками и ногами. Шапку сорвало с его головы, обнажив жесткие, спутанные волосы, торчащие неопрятными космами, но лицо мертвеца оказалось неожиданно спокойным и умиротворенным.
— Это капитан из четыреста первого технического отряда химической разведки… Прикомандированный к химическому отделу Главного командования вооруженных сил США в Дальневосточной зоне… Официально, по документам. Там знают… На самом деле — он полевой эксперт едва ли не самого Комитета, а то и консультант Государственного секретаря, понимаешь? Он был в Корее для того, чтобы дать последнее, окончательное заключение перед перемирием: могут ли войска ООН чего-нибудь добиться здесь химическим оружием или нет. Войны не будет, идиот! Он же все рассказал — лишь бы выжить! У нас нет рации, а эти — разведчик показал на двух корейских солдат, бешенными, едва уловимыми движениями пальцев снаряжающих магазины своих автоматов из распотрошенной коробки. — Эти не знают ни английского, ни русского, вообще ничего не знают. Этого уже никто нашим не расскажет, если ты не дойдешь! Понял, наконец?..
Разведчик уже почти кричал, крепкие белые зубы выпирали из-под его почерневших от ветра и мороза, покрытых трещинами губ.
— «Войны не будет»? — растерянно переспросил Алексей, дико посмотрев на «инженера—старшего лейтенанта», как будто тот был человеком из другого мира. — Как не будет? А это что?
Он ткнул рукой назад, на изорванное воронками снежное поле, покрытое редкими пятнами тел.
— Это, здесь, — это что, не война?
Алексей задохнулся, не способный даже скомандовать себе набрать воздуха в грудь. Разведчик, бледный, осунувшийся за какие-то минуты еще больше, застонал, — то ли от боли, то ли от того, что его посмели не понять сразу, а скорее и от того, и от другого вместе.
— Это война кончена, — с трудом ответил он. — Мы здесь не значим ничего… Пусть сто танков еще сгорят, пусть все вокруг полягут — она все равно закончена. Химической войны не будет!.. Через месяц-другой переговоры начнутся снова, и… Неужели тебе этого мало?
Близкий разрыв одиночной мины заставил их всех вжаться в землю, и когда Алексей поднял голову, он увидел, как изо рта разведчика потекла кровь.
— Все… — сказал тот. — Все, некогда больше. Запоминай конкретно, слово в слово. Если ты не дойдешь, это значит, что все было зря, а другого шанса может вообще не быть или ждать его придется еще месяцы. А информация нужна сейчас: ее ждут и в Москве, и в Пекине, и в Пхеньяне… Главное: в Москве.
Он сделал паузу, хватая воздух ртом. Зубы уже не были белыми — их измазало кровью.
— По словам погибшего командира спецразведгруппы КНА, произведшего первичный допрос пленного, мнение о практической бесполезности полномасштабного применения химического оружия по войскам КНА, КНД и Советской Армии в Дальневосточном регионе в интересах… в интересах скорейшего окончания войны в Корее… было сформировано в Вашингтоне еще до прибытия того в войска… Заключение капитана было отправлено несколько дней назад и полностью совпало с предварительными оценками. По его словам, боевая эффективность боевых отравляющих веществ в конкретных сложившихся условиях будет сравнительно невысока при любом варианте их применения. В любых сочетаниях и в любых масштабах она не может оказаться способной окупить отрицательные аспекты воздействия… на собственные и союзные войска… А поскольку, как капитан считал, корейские и китайские части являются ухудшенным подобием советских, то… Он заключил, что при применении по советским частям ОВ будут еще менее эффективными… И главное… Их общее мнение — это, что с нами нельзя воевать.
Сзади, совсем близко, простучала первая очередь. Алексей обернулся, уверенный, что началась та самая последняя атака, но это оказался Леонид, пытающийся достать огнем какого-то пехотинца, сумевшего отлежаться среди убитых и теперь зигзагами бегущего через поле, к своим. Дав две короткие очереди и оба раза промахнувшись, самоходчик перестал тратить патроны на одиночку и снова склонился над братом. Было ясно, что он не уйдет.
— Меня слушай, — слабо дернул Алексея за рукав разведчик. Он пытался вытолкнуть уже мешающую ему говорить кровь языком, но получалось у него плохо. — Это война будет закончена, потому что США не сумели добиться в ней решительного успеха, а ничто другое их не устраивает… По словам того же пленного: «Вас же все боятся…» Они боятся, понимаешь… Противоречий с союзниками все больше, очередной миллион мертвых корейских крестьян, даже если все они будут уроженцами городов и деревень, расположенных к северу от 38-й параллели, ничего к военной ситуации уже не добавит, не изменит ее ничем… А Советский Союз…
— Эй! — Алексей наклонился к самому лицу Петрова, потому что тот говорил все невнятнее. — Эй! Что пленный? Почему «боятся»?
— Он так сказал.
Кровь, негусто текущая изо рта разведчика, вдруг пошла пузырями. Тот провел по ней ладонью, и даже не взглянув на нее, вытер руку о снег.
— Мне это тоже… показалось… Капитан сказал, в частности: «Идиоты, подумайте, почему Аляска до сих пор не штат США? Вас же боятся все. Получивший атомную бомбу Советский Союз с коммунистическим Китаем — это неостановимо… Поэтому когда вы нападете на нас, Аляску нельзя иметь как полноправный штат. Потому что иначе за нее нужно воевать сразу и в полную силу, а так можно получить отсрочку…».
Инженер—старший лейтенант закашлялся, выплюнув почерневший сгусток.
— Это ерунда, конечно. Политика. Что капитанишка, даже из вашингтонских паркетных мальчиков, может знать о политике?.. Никто его там не спросит об этом, все решат сами… Но заключение о невозможности добиться масштабного военного успеха в Корее при помощи химического оружия принято окончательно, и ничего важнее этого сейчас быть не может. Химической войны не будет… Это все… Дойди, передай нашим… Генерал-лейтенанту Разуваеву в Пхеньян… Найди майора Заю в Ионгдьжине, скажи ему…