Год Обезьяны
Шрифт:
– И чё? – Лейтенант размял рукой шею.
– Если это паспорт Тимофеева, то личность его уже установлена, – пояснил Игорь. Он хорошо знал, что в общении с сотрудниками правоохранительных органов необходимо сохранять уверенность в себе и произносить слова доброжелательным тоном. Большинство милиционеров обидчивы как дети и чувствительны даже к малейшим изменениям тембра голоса.
Лейтенант несколько минут молчал, наморщив лоб, и все его раздумья легко читались на лице. Задержанный Тимофеев документов при себе не имел, но был трезв, общественного порядка,
– Командир, я жду, – напомнил о себе Игорь.
– Ладно, забирай своего подельника, – буркнул лейтенант. – Ващенко, приведи. И пусть не попадается больше.
Прыщавый Ващенко с неохотой оторвался от телевизора.
– Кого привести?
– Ващенко, ты что, оглох? Этого приведи, который Тимофеев. – Лейтенант и выразительно покрутил пальцем у виска. – Оформлять его будем на выписку!
После ночи проведенной в «обезьяннике» Тимофеев был не в духе. Он взял у лейтенанта свой паспорт, сунул его в карман рубашки и, не проронив ни слова, прошагал два квартала. Взгляд Тимофеева нервно блуждал по незагорелым ногам сибирских девушек, потом уперся в рекламный щит мобильных компьютеров и на нем застыл.
– Черт, вспомнил, меня же с работы выгнали!
– Давно? – рассеянно поинтересовался Игорь.
– Вчера. Или позавчера. Точно не помню. Вот ты скажи, Игорек, разве это справедливо? Короче, спасибо тебе, что из ментовки вытащил. Не поверишь, прицепились прошлой ночью, как… ну, в общем, понятно. А вообще ведь ничего не сделал. Шел себе спокойно…
– А какого хрена тебе вообще понадобилось на проспекте Мира в три часа ночи? – взорвался Игорь. – Мало того, что мне пришлось с самого утра бежать в отделение, так я еще отдал за твое освобождение последнюю штуку, которую никогда назад не получу, поскольку тебя в очередной раз уволили с работы!
– Если у тебя есть немного времени, я попытаюсь все объяснить…
– Поздно, – отрезал Игорь. Он не выспался и был не в духе. Тимофеев, конечно, друг, но терпеть его становилось с каждым годом все труднее. Только неделею назад он пристроил его разнорабочим в дом-музей Достоевского. Не самая, конечно, престижная должность, зато забот никаких. Зарплата – четыре с половиной тысячи. Чтобы даже с такой работы уволили, нужно обладать поистине выдающимися способностями…
Пару минут они шагали молча.
– Нет, я не понимаю, – не выдержал долгой паузы Тимофеев. – И что я сделал-то? Подумаешь, поджег мусор в бачке. И за это она на меня целых полчаса орала. Дура конченая, короче. Я и сам знаю, что это музей. Так и что? Теперь и мусор убирать не нужно? А если его уже целую неделю не вывозили. У этих коммунальщиков то машина сломается, то бензин кончится. Вот я и не выдержал – сжег мусор к чертям собачьим. Воняло, конечно, знатно, врать не буду. Или ты тоже считаешь, что сжигание мусора во дворе музея – это достаточный повод для увольнения?
– Я вообще ничего не считаю. Мне глубоко наплевать и на коммунальщиков, и на мусор, и на музей, и на самого Достоевского. Я хочу сейчас узнать только одно: когда ты начнешь возвращать мне долги? За два последних месяца я выкупаю тебя из милиции уже в третий раз. Не слишком круто?
– Уже третий, да. – Тимофеев вздохнул. – И все-таки, как мне кажется, тысяча рублей для этих гнид – многовато. Кстати, куда мы направляемся?
– Лично я направляюсь на работу – в редакцию. А ты можешь катиться в любую сторону.
– А если я захочу катиться в редакцию? – осторожно поинтересовался Тимофеев.
– Это исключено, – отрезал Игорь. – У нашего редактора с тобой полная несовместимость…
Каждое посещение Тимофеевым еженедельной газеты «Свежие новости», где Игорь числился штатным корреспондентом, завершалось скандалом. В последний раз, когда Тимофеева пришлось выдворять при помощи службы безопасности издательского дома «КвадратЪ», главный вызвал Игоря к себе в кабинет и, брызгая слюной, недвусмысленно дал понять: если, мол, еще раз он будет иметь удовольствие от лицезрения Тимофеева, то с работой Игорю придется попрощаться. А терять работу Игорь не хотел…
– Я же не виноват, что ваш редактор тупой осел, который путает Платона с Плутархом. Ты только не сердись. А я тебе подкину интересную тему.
– Свою тему ты можешь свернуть в трубочку и засунуть в известное тебе место, – отмахнулся Игорь. Если дать слабину хоть на секунду, Тимофеев так и будет ходить за ним, как привязанный, до самого вечера.
– А можно мне у тебя переночевать? Только одну ночь, клянусь. Устал, как собака. Хоть высплюсь, как следует. На вокзале постоянные облавы. Если билета нет, сразу на улицу гонят. Уже вторую неделю на скамейке в парке кантуюсь…
Игорь внимательно оглядел приятеля. Его видавшие виды синие джинсы явно требовали стирки. О рубашке вообще говорить не приходилось.
– Ты что, опять из дома ушел?
– Ну, в общем, да… – Тимофеев улыбнулся, пряча взгляд. – Теперь уже окончательно…
– Слушай, главное – без паники. Катя – замечательная женщина. Я понимаю, погорячились, с кем не бывает. Но все утрясется. Я тебе обещаю.
– Не утрясется. Катя – замечательная сука. Мы пять лет вместе прожили, а она как была сукой, так и осталась. Переночевать-то пустишь?
– Конечно. Подбегай вечерком. Лады?
Игорь как-то излишне суетливо пожал приятелю руку и быстро сбежал по лестнице под мост. Но у светофора на перекрестке он не выдержал и все же обернулся. Тимофеев так и остался стоять на обочине дороги. Подняв голову, он задумчиво разглядывал небо. Игорь чертыхнулся и прибавил шагу, стараясь не концентрироваться на неприятностях Тимофеева. У него и своих неприятностей хватало. Понедельник только начинался…
3.