Год трёх царей
Шрифт:
— Ох, дочь моя! — покачал он головой. Ты это поймешь когда процарствуешь над ними годика три. Медведь — зверь умный, хитрый и очень опасный — если голоден и если его разозлить. Твой Жорж тебе наверняка не рассказывал эту историю, но его дед в молодости едва не был задавлен медведем — на которого вышел по старинному русскому обычаю с копьем.[21]
— Snif!!!
– глаза принцессы Орлеанской округлились в неподдельном ужасе. Надеюсь, мой будущий муж не увлекается подобными варварскими забавами! Мне признаться совсем не хочется стать молодой вдовой!
— Ну насколько я знаю, мой
— И это прекрасно! Слава Святой Деве! Или… кому я теперь должна молиться? — удрученно осведомилась она.
— Дочь моя, вы видимо невнимательно изучаете те бумаги что передала вам ваша будущая свекровь при расставании, — перешел на официальный тон Луи-Филипп. Елена вздохнула.
При расставании вдовствующая государыня вручила ей ворох исписанных бисерным почерком листов — как она сообщила, наскоро составленный профессором Петербургской духовной академии принцем (!)Трубецким[22] краткий «pravoslavniy» катехизис на французском языке.
— Ибо в противном случае вы бы знали что русская церковь как и римская апостольская весьма чтит Деву Марию — причем даже полагает ее покровительницей их царства.
— Да верно, — просто… «zapamyatovi'yala» — с виноватой улыбкой ответила она.
— Вижу ты учишь русский язык Элен, — смягчился Луи-Филипп. Это хорошо! Но учебников и словарей недостаточно. Я свяжусь с императрицей Марией — чтобы из посольства регулярно приходил кто-нибудь с кем ты могла бы говорить по-русски, чтобы закрепить выученное. У тебя всего чуть больше полугода…
— А что ты еще видела интересного в зоопарке? — осведомился граф Парижский, переводя разговор на более легкую тему. Я не был там лет пятнадцать признаться…
— Трех агентов Скотланд-ярда, — сообщила Елена. Шли за мной и мадам Грэймен и представь, рара совершенно не прятались! Прямо как в рассказах об этом сыщике… — опять рассмеялась она. Ох, забыла…
— Шерлоке Холмсе? — вспомнил граф персонажа из рассказов того типа с совершенно непроизносимой шотландской фамилией. Подумал — позволительно ли его дочери — особенно теперь — читать подобную литературу — но так и не пришел к определенному выводу. Другое дело — надо будет сегодня же послать к книготорговцу за переводами знаменитых русских авторов. Конечно не за «Crime et ChБtiment» — где сумасшедший студент забил старушку топором. Но вот например граф Leon Tolstoy — его рассказы про Восточную войну были, помниться, весьма неплохи. Или возлюбленный Полин Виардо… Как же его звали?
— Ну неудивительно что за невестой русского царя присматривают! — вслух высказался он. Кстати ты ошиблась, Элен, — их не трое — по меньшей мере пятеро — не считая тех двоих которые постоянно закреплены за нашим домом, — выглянув в окно он помахал рукой унылому рыжему мужчине лет сорока в клеенчатом старом плаще и кепке, делавшем вид что изучает афишную тумбу.
— Между прочим, — вспомнил он сегодняшние утренние газеты, — могу тебя поздравить — твое желание исполнено — мадам Софи Ковалевская назначена профессором Московского университета.
Вот — он взял с этажерки вчетверо сложенную «Геральд» и показал ошеломленной принцессе заметку.
«Россия в очередной раз поразила европейцев. Как ни удивительно, но
— Не может быть! — воскликнула до глубины души пораженная Елена. Но я… я ведь даже и не просила толком — это была можно сказать шутка! Я и не думала…
Отец задумчиво посмотрел на дочь.
— Ну что ж — сообщил он после паузы. И в голосе его не было ни тени веселости.
— Пусть это будет для тебя уроком — того, сколько весит слово русского царя и желание его избранницы в России. Впредь советую быть осторожной — сейчас все окончилось к добру — но может статься что сгоряча высказанное желание сломает чью-то жизнь — и поправить что то будет сложно если вообще мыслимо. Хотя конечно хорошо, что твой будущий муж сдержал данное тебе обещание, — обнадежил он растерянную Елену.
А на русский язык тебе все же следует обратить особое внимание! — подвел он итог. Поверь, полгода это не так много…
15 ноября. Гатчина
— Государь, — прочувственно произнес Сергей Иванович. Бесконечно благодарю, но… я право же не знаю чем обязан подобной чести? Я же ничего еще важного не сделал!
Он недоуменно взирал на предметы которые держал в руках и не знал куда деть — свернутый в трубку рескрипт о награждении, и коробочку с новеньким орденом — Станислава I степени. Вообще то орденские знаки гражданских наград полагалось заказывать самому — и сообразно дохода и амбиций — кто то из золота девяносто второй пробы — кто из низкопробного серебра с дешевенькой эмалью и тонкой позолотой.
Но Георгий решил что министру его не пристало издерживаться — и заказал в придворной мастерской золотой — по высшему разряду. Лично от себя.
— Я же ничего еще не успел… — повторил статский советник, и золотая «человеколюбивая» медаль на его груди согласно звякнула. Меня просто нет причин награждать!
— Ну полно! Причин довольно. Во-первых — я не хочу чтобы кто-то говорил что я не ценю своих министров, — и без того немало людей носят ордена полученные не по заслугам.
— Во-вторых, — он сделал паузу, — ни один русский композитор еще не был отмечен столь высокой наградой — и это просто нельзя не исправить если есть случай.
— Ну и наконец — почему же ничего и не за что? Вы как я знаю готовите два важнейших решения — по проекту с иноземными профессорами о котором мы уговорились и по циркуляру восемьсот восемьдесят седьмого.
— Но там же почти ничего не сделано! — вчистую растерявшись, возгласил Танеев.
— Сергей Иванович — не предавайтесь самоуничижению, — тон стал чуть строже. Оно как говорят отцы церкви «паче гордости»! Я же знаю что скоро вы мне их представите. И еще одно — продолжил он. Я тут подумал — свяжитесь с господином Боголеповым — пусть представит к награждениям тех профессоров и преподавателей что заслуживают этого по его мнению.