Год тысяча шестьсот…
Шрифт:
Он увидел боцмана, который торопился к ним, уже на ходу показывая руками в сторону капитанской каюты.
— Пошли, скорая помощь, — сказал Клим. — Капитану, видимо, опять плохо.
Глаза Кихоса были плотно прикрыты затекшими веками. Тусклая бледность разлилась по лицу. Голова неловко запрокинулась за подушку. Ника торопливо расстегнула ему рубашку, приложила ухо, долго слушала. Медленно выпрямилась. Сложила капитану аккуратно руки на груди, накрыла пледом.
— Капитану Кихосу уже не плохо, — сказала она. —
5
Во второй половине дня небо затянули плотные тучи. Ветра все еще не было. По-прежнему откуда-то из просторов Карибского моря шли пологие волны. «Санта» покачивалась с носа на корму. Громадный парус из темной парусины тяжело нависал над каютой капитана, как траурное знамя.
Капитана Кихоса обряжали в последний путь.
Ника достала из шкафа новый камзол и свежий черный завитый парик. На грудь, под скрещенные руки, Клим положил библию. Винценто укрепил на притолоке над кроватью капитана боевой испанский флаг. Возле открытых дверей боцман поставил бочоночек рома со снятой крышкой. Каждый матрос, прощаясь с капитаном, выпивал добрую чарку, за упокой его души.
Винценто отозвал Клима в сторонку.
— Капитан Кихос — пусть господь с миром примет его светлую душу наказывал мне перед своей кончиной, чтобы я полностью доверился вам, сеньор. Я плавал с капитаном вот уже почти десять лет, знаю, что голова у него работала точно, как морской хронометр. Даже на пороге смерти он рассуждал здраво и умно, понимал, что говорит. У меня нет причин сомневаться в его указаниях. Поэтому я и хочу вас спросить, что нам сейчас делать? Сообщить ли Оливаресу о смерти капитана или подождать? Дело в том, что у Оливареса на «Аркебузе» сейчас собралась вся его старая команда, он привел на «Санту» своих людей с капера, на котором до этого плавал у берегов Франции. Их там тридцать два человека, все это опытные рубаки, и, конечно, они будут слушаться только его.
Клим размышлял недолго.
— Сделаем так, сеньор Винценто. Пошлите на «Аркебузу» ялик с двумя гребцами. Верными и не болтливыми матросами. Пусть они передадут Оливаресу, что капитан желает видеть его для серьезного разговора. Уверен, что Оливарес прибудет один, он же не ожидает от нас неприятностей.
— И вы собираетесь его здесь задержать?
Клим опять подумал:
— Оливарес нужен на «Аркебузе», кто же поведет ее в Порт-Ройял. Посмотрим, как он покажет себя здесь.
— Конечно, пожелает занять место капитана. Он же старший помощник.
— А вот тогда мы попробуем ему помешать. Капитан Кихос меня об этом специально предупреждал. Исполнять обязанности капитана на «Санте» до прихода в Порт-Ройял он назначил вас. Разве он вам об этом не говорил?
— Говорить-то — говорил. Но у меня здесь всего осталось два десятка матросов, как мы сможем остановить Оливареса? Да его головорезы просто побросают нас за борт.
— Для этого им вначале нужно сюда попасть.
— Чем мы сможем их задержать?
Клим облокотился на фальшборт и, поглядывая в сторону «Аркебузы», уклончиво промолчал. Он понимал опасения Винценто — тот рисковал своей головой. Но сам Клим был не силен в разговорном испанском и не знал, как передать смысл чисто русского выражения «ничего, авось как-нибудь управимся!» Он еще раньше подумал об угрозе появления здесь матросов Оливареса, но, когда разговаривал с Дубком, у него появились кое-какие соображения.
Не услыхав ответа, Винценто повторил вопрос.
— Ничего, сеньор Винценто, — сказал Клим. — Принимайте спокойно обязанности капитана и посылайте ялик за Оливаресом. Не раздумывайте долго, нам нужно засветло выяснить его намерения. Вдруг с каким ветром до него долетит весть о смерти капитана.
— Ветра-то нет.
— Подует когда-нибудь.
По распоряжению Винценто, на воду спустили шлюпку. Он отобрал двоих матросов, сказал, что передать на «Аркебузу». Матросы согласно покивали головами, спустились в лодку и налегли на весла.
Клим и Винценто следили за шлюпкой, видели, как она подошла к «Аркебузе» и почти сразу направилась обратно.
— Это кто же к нам плывет? — подошла к ним Ника.
— Не узнаешь?
Шлюпка уже прошла половину расстояния и можно было разглядеть на одиноком пассажире робин-гудовскую шапочку с пером.
— Так-так! — сказала Ника. — Предстоит мужской разговор. А не захочет сеньор Оливарес взять реванш?
— Не думаю. Он же едет один. Просто, как ты догадалась, у нас будет мужской разговор. Конечно, будем выяснять отношения, но пока на словах.
— Тогда ты не очень развешивай уши. Как я понимаю сеньора Оливареса, для него лучший аргумент в таком разговоре — пистолетная пуля. Особенно, если он уверен, что выстрелит первым. На всякий случай, я на вас через окошко посмотрю. Видеть меня здесь, рядом, ему тоже не доставит удовольствия.
Ника вернулась в каюту. Шлюпка подошла к «Санте». Сеньор Оливарес бодро вскарабкался по трапу, шагнул через фальшборт. Он был без шпаги, но с неизменным пистолетом за поясом. Одна щека его припухла и заметно отличалась от другой. На Клима даже не взглянул.
— Где капитан? — спросил он у Винценто. Увидев открытую дверь капитанской каюты, он замедлил шаги, быстро оглянулся, видимо, опасаясь, не попал ли в ловушку. Но, кроме Клима и Винценто, никого больше на палубе не было, а Клим в его сторону даже и не глядел.
В каюте капитана сеньор Оливарес пробыл недолго. Вышел, держа шапочку в руках, перекрестился на ходу.
— Когда?
Винценто ответил.
Сеньор Оливарес нахлобучил шапочку. Заложил руки за пояс, не спеша, по-хозяйски, оглядел бессильно свисающие паруса.