Год в Касабланке
Шрифт:
У меня была назначена встреча с чиновником из британского консульства, поэтому я оставил Камаля заниматься всем этим, а сам поплелся по грязи, чтобы отыскать такси в трущобах. Корейский джип, увы, оказался на приколе: что-то случилось с мотором.
Когда спустя три часа я вернулся в дом, там повсюду сновали люди. Самым необычным оказалось то, что все были заняты делом. Десять человек вывозили на телеге дрова из дальнего конца сада, группа солдат обвязала ветряную мельницу веревками и начала ее разбирать, механик ремонтировал насос в бассейне, телемастер устанавливал спутниковую тарелку, а столяр вставлял в окна новые рамы. Я позвал Камаля. Его голова высунулась с крыши.
— Я здесь, наверху, — сказал он.
В мгновение ока помощник оказался стоящим передо мной по стойке «смирно», губы плотно сжаты, руки за спиной.
— Как дела? — спросил я.
— Всё под контролем, — ответил Камаль. — Я договорился с пекарней в бидонвиле.Они заберут дрова для своей печи. Они заплатят нам двести долларов. Этого будет достаточно?
— Они заплатят нам? — изумился я.
— Конечно.
— А откуда здесь солдаты?
Камаль отвел взгляд в сторону.
— Все просят много денег, — сказал он, — поэтому я пригласил военных. Они разберут старую мельницу — ну вроде как у них учения. А еще я договорился со сборщиком металлолома. Он купит у нас лом на сто пятьдесят баксов. Этими деньгами мы как раз расплатимся за ремонт бассейна.
— Здорово, — искренне восхитился я.
— Это еще что, а вот смотрите…
Камаль достал телевизионный пульт и нажал кнопку. Раздался скрип спутниковой антенны, поворачивавшейся на крыше. Когда звук исчез, на ожившем экране появилась картинка: передавали репортаж из Перу.
— У вас здесь две тысячи каналов, я попросил парня настроить их вам бесплатно.
— А что с ванной?
Камаль ущипнул себя за ус.
— Этим мы займемся позже, — сказал он.
Однако сторожей не впечатлили достижения этого дня, хотя я специально провел их по всей территории. Я показал им отремонтированный насос в бассейне, разобранную мельницу и спутниковое телевидение. Но они ходили за мной с такими вытянутыми, недовольными лицами, словно я предал их.
— Мсье Камаль — нехороший человек, — заявил Хамза презрительно.
— Он украдет у вас дом, — добавил Медведь.
— Тогда мне нужно быть осторожным, — сказал я. — Но если Камаль за один день может столько всего сделать, то я без него не обойдусь.
Той ночью нам всем не давал спать осел, кричавший от боли где-то в бидонвиле.Он кричал так протяжно и громко, словно возвещал о конце света. Я заподозрил, что причиной этому были мальчишки-хулиганы, продолжавшие свои шалости ночью. Я вышел в сад и позвал Хамзу, велев сторожу пойти и прогнать их. Ночь была темной, сквозь облака на небе пробивался лишь маленький кусочек луны. Сторож был у своего декоративного колодца, он бросал в него что-то напоминавшее куски сырого мяса.
— Прекрати! Это привлечет крыс! — крикнул я, стараясь заглушить эхо ослиной агонии.
— Это защитит нас, — ответил Хамза.
Мы оба рассмеялись. И впервые я почувствовал теплоту в наших взаимоотношениях. Я не верил в джиннов, но я уважал суеверие как проявление зрелой культуры.
— Ну что нам с этими джиннами делать? — спросил я его.
Хамза швырнул оставшиеся несколько кусков мяса в безводный колодец. Крик осла становился все глуше, пока полностью не утих.
— Джинны живут в Дар Калифа, — пояснил сторож. — Они всегда жили здесь.
— Мы можем провести обряд изгнания. Выгнать их отсюда.
— Вы же не выгоняете из дому дедушку только потому, что он состарился.
Мы оба замолчали. Тишина была важнее звуков. Я вдыхал ночной аромат жасмина и слушал бестолковый хор одичавших собак. Мы оба оказались зашоренными нашим воспитанием. Я был ограничен научными идеалами Запада, а Хамза — традициями арабской культуры. Его уверенность в существовании джиннов была зеркально противоположна моему убеждению в невозможности этого. Мне было любопытно узнать, сможем ли мы достичь некоего компромисса, найти, так сказать, нейтральную территорию, на которой можно было бы одновременно верить в это и не верить.
Лай бродячих собак стих, и стал слышен шелест бриза. Из всего времени, проведенного мной в Дар Калифа, я не мог припомнить минут более мирных. Я очень обрадовался этому ощущению. На Востоке молчание считается золотом, а не неуклюжей паузой в разговоре, как в Европе. Для меня перерыв в беседе всегда был страшным неудобством, которое следовало прекратить как можно быстрее. Но сейчас впервые за долгое время я оценил всю прелесть паузы.
Конечно же, первым прервал молчание я.
— Почему все-таки та комната всегда заперта?
Хамза обтер руки об рубашку.
— Я не могу вам сказать.
— Но почему?
— Есть вещи, о которых мы говорим, а есть и другие — о которых молчим.
— Что там произошло? Кто-нибудь умер? Это так? Там веет холодом. Там страшно. Там — запах смерти.
Сторож вздохнул.
— Я не могу говорить об этом. Если хотите узнать все о Дар Калифа, живите здесь. Дом сам вам все расскажет.
Когда через пару дней я утром шел по длинному коридору в кухню, чтобы позавтракать, со мной поздоровался какой-то мужчина в защитных очках, резиновых перчатках и специальном комбинезоне. За спиной у него был баллон, а в руках — шланг, соединенный с баллоном.
— Зайдите в помещение, — сказал он спокойно. — Это яд.
Он энергично махнул рукой своему напарнику, стоявшему в дальнем конце сада и одетому в такой же комбинезон с таким же баллоном за спиной. Оба одновременно открыли свои баллоны, и из них пошел густой черный газ. Сначала они направляли его вниз на клумбы, потом — на кусты, а затем — вверх на деревья. Через несколько минут не стало видно ничего, как будто мы оказались в эпицентре промышленной аварии. Птицы попадали с деревьев и лежали, не шевелясь, на земле. Я закрыл глаза и на ощупь пробрался в нашу спальню: предупредить Рашану и детей, чтобы они не выходили наружу.