Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой
Шрифт:
Отыскав площадку среди скал, закрываю глаза и подставляю ледяному ветру. После пребывания в течение двух месяцев в Осаке среди смога, людей, мигающих неоновых огней душа стремится к безлюдию и диким просторам, не тронутым цивилизацией. Я дышу океанским воздухом. Моллюски в животе чувствуют запах дома и начинают шевелиться.
В 10:45 кишечник начинает бунтовать. Слишком много свежей рыбы, которая просится наружу. Такое ощущение, что в животе у меня ожившие моллюски тащат за собой мешки с ежовой икрой, как новоявленные Санта-Клаусы, а устрицы в ужасе ищут раковины. Подумав о кальмаре, я тут же чувствую во рту привкус ферментированных
11:30. Стою на пляже в полном одиночестве. В деревне воцарилась зловещая тишина. На дорожке никого, музыки не слышно, не видно фонариков… Может, слухи об очищающем ритуале и есть всего лишь слухи?
12:00. Я очень разочарована. Как я готовилась к этому дню! Подумав, что сторонний наблюдатель с камерой мало кому понравится, я и сама хотела окунуться. Даже надела купальник, повязав сверху большое полотенце. Если я сейчас пойду домой и залезу под теплое одеяло, то поступлю, как настоящая трусиха.
Минуточку. Я же здесь. И океан — вот он, передо мной. Почему бы не окунуться?
Припрятав вещи у лестницы, снимаю утепленную куртку, жилет, фланелевую рубашку и теплое белье. На пляже все равно никого нет — так зачем мне купальник? Шагаю к воде по острым камням. Постепенно входить в ледяную воду — удовольствие не для слабонервных, поэтому я ныряю и делаю несколько быстрых гребков. Нос тут же замерзает, становится трудно дышать. Волны высокие и непредсказуемые. Меня охватывает восторг и ужас. Еще 10 футов, и можно поворачивать к берегу.
«Ясёй, ясёй, ясёй!»
Я резко оборачиваюсь. По лестнице движется вереница людей с фонариками. Деревенские накачались саке и набрались наконец храбрости окунуться в ледяную воду.
Ширина пляжа — не больше 10 футов. Моя одежда и камеры спрятаны за скалами над линией прилива, у подножия лестницы. Я в ловушке. Мне становится страшно. Что же делать? Решаю хотя бы подождать, пока они разденутся — тогда мы будем на равных.
Оказывается, это была не очень хорошая идея. Ведь мне гораздо сильнее хочется вылезти из воды, чем им в нее залезть. Они не спешат, устраивают на пляже своеобразный филиал раздевалки спортклуба, дерутся полотенцами, пускают по кругу бутылки согревающего саке и испуганно высматривают в черной воде притаившихся опасных тварей. Я тем временем уже не чувствую рук и ног. На ум приходит статья, которую я недавно читала: в национальном парке Глейшер во время заморозков у деревьев замерзли клетки, и они взорвались!
Наконец терпению моему приходит конец. Еще чуть-чуть — и им придется меня спасать.
«Добрый вечер, ребята», — произношу я на почтительном японском.
Все замирают, как ослепленные фарами кролики, и начинают оглядывать черные воды с утроенным испугом.
«Кто это?» — наконец спрашивает самый отважный.
Почему-то на ум приходит только один ответ: «Скрытая камера». Но я не знаю, как будет «скрытая» по-японски, а словарь лежит на берегу, рядом с полотенцем. Ни один из диалогов из учебника в данной ситуации не подходит. Более того, я вообще-то приехала в Идзику — да и в Японию, собственно, — для того, чтобы снять документальный фильм. Настало время выбирать — камера или полотенце?
«Не могли бы вы передать полотенце?» — я усиленно делаю вид, что ничего такого не происходит. А ведь это моя первая режиссерская неудача.
Японцы хоть и теряются в нестандартных ситуациях, но чего у них не отнимешь, так это врожденного такта. Услышав мою просьбу, они наконец вышли из ступора и поняли, что надо делать. Мне тут же протягивают с десяток полотенец, держа их на манер плаща тореадора и скромно потупив глаза. Я кутаюсь в пушистое полотенце, которое ветер так и норовит сорвать, и бегу к куче своей одежды. Пока одеваюсь, безымянная рука протягивает мне бутылку саке и стаканчик.
И вот я снова в приличном виде. Мои новые друзья решают, что нет причин приостанавливать очищающий ритуал, и бросаются в воду. Я беру камеру, но руки не берутся снимать: надо же как-то отблагодарить их за деликатность.
И я прощаюсь. К несчастью, Идзика стоит на высоком утесе, и чтобы добраться до гостиницы, предстоит преодолеть 434 ступени. Карабкаясь по лестнице, чувствую, как мое тело коченеет, точно дохлая кошка на дороге после захода солнца.
Прежде чем принять ванну, в Японии принято соблюсти определенный ритуал. Одежду аккуратно складывают и оставляют в плетеной корзине в предбанничке. Затем хорошенько оттирают грязь под душем, который висит так низко, будто предназначен для карликов. Волосы нужно подколоть и обязательно вычистить грязь под ногтями. Я же лишь сбрасываю ботинки и камеры, прежде чем рухнуть в горячую воду. К счастью, время уже за полночь, и все давно легли спать.
Глава 22
Из Идзики мой путь лежит на южную оконечность полуострова Кии. Мне предстоит стать свидетелем кангио— зимнего ритуала очищения, проводимого группой строгих аскетов. Вдоль священной тропы, ведущей в Кумано, расположены 48 водопадов. Ритуал заключается в том, чтобы посетить их все, часами простаивая под студеными струями. Я ломаюсь на 17-м. Ноги немеют до такой степени, что я ударяюсь пальцами о подводные камни и даже не чувствую боли, пока не увижу собственные кровавые следы на снегу. Каждый раз заставляя себя встать под ледяной душ, я испытываю мгновенную пульсирующую боль, точно голову проткнули иглой. Самое обидное, что после всех этих мучений просветление так и не приходит. Зато приходит желание побыть в уюте и тепле.
Я возвращаюсь в Осаку, залезаю под 4 одеяла и смотрю в стену. Она ходит ходуном, как будто дышит, колышимая морозным ветром, который свистит в аллее, заворачивает за угол и ударяет прямо во входную дверь. Сжимая в руке чашку чуть теплого чая, мечтаю об Индонезии и Самоа. Там на рынке можно купить не только маринованные овощи, а лед существует только в составе коктейля.
Куда мне не хочется ехать, так это на знаменитое зимнее представление театра кабуки в Куромори, в 500 милях к северу. Морита-сан советовала снять спектакль для моего фильма. К моему ужасу, Куромори находится близ Сакаты — это город в «задней части» Японии, где так холодно, что даже лебеди, прилетающие туда на зимовку, убивают друг друга, уничтожая численность и без того исчезающего вида. Осилю ли я еще неделю в ледяном краю?
Вообще-то, по теории, в Сакате должен быть мягкий, умеренный климат. Однако есть одна геологическая загвоздка. Зимой из Сибири приходят волны холодного сухого воздуха, проносящиеся над Японским морем и смешивающиеся с теплыми течениями, идущими к северу. Там в воздух попадает огромное количество влаги, которая затем оказывается над Японскими Альпами и выпадает в виде снега, высота которого иногда достигает 30 футов. Что же это должно быть за представление, чтобы высидеть его в такой холод? Тем более что пьесы кабуки идут по 7 часов.