Год в поисках "Ва". История одной неудавшейся попытки стать настоящей японкой
Шрифт:
Я предлагаю помочь по хозяйству, и меня тут же записывают в уборщики. Мы отчищаем каждый сантиметр сверкающего пола. Вода замерзает в тазах, пальцы немеют от холода. Закончив работу, послушники спешат на занятия — беспрерывные собрания и изучение сутр не прекращаются до глубокой ночи. Меня же зовет настоятель, приветливо улыбаясь и махая рукой.
Его зовут Коити-сан. Раньше настоятелем храма был его отец, потом управление перешло к нему. Сколько он себя помнит, Коясан всегда был его домом — простые платья и шлепанцы, кленовое дерево с ярко-красными листьями у ворот. У него двое сыновей; одному из них однажды предстоит стать настоятелем. Коити-сан смеется часто и искренне, как правило, над собой.
Свою жизнерадостность и оптимизм он проявляет при любом случае. Кажется, они постоянно присутствуют в его жизни, как имбирь в имбирном прянике. Он умудряется все воспринимать всерьез, но при этом ни на что не обращать внимания.
«Как можно не обращать внимания на этот колокол?» — недоумеваю я как-то утром, после особенно ужасного пробуждения.
«Если понять, что мир — это иллюзия, сон уже не имеет над тобой власти», — отвечает он.
«Но если мир — всего лишь иллюзия, можно просто не вставать по утрам!»
«Однако есть вещи, которые необходимо делать», — смеется он. И с этими словами надевает шарф и выходит на мороз.
Вечером я смотрю, как он сгребает опавшие листья. Его движения медленны и упорны, а горки листьев идеально ровные и расположены на одинаковом расстоянии. Он полностью поглощен работой и не делает ни одного лишнего движения. На его лице написано такое умиротворение, точно уборка листьев для него — это награда, а не обязанность. Не думаю, что секрет в сутрах, которые он выучил, или в бесконечном повторении жестов, или в замысловатых изящных мандалах, покрывающих стены его храма. Кажется, ключ к пониманию сингонского буддизма кроется в самом Коити-сан.
И все же… спокойствие Коити-сан как-то не вяжется с основной концепцией буддизма: вся жизнь состоит из страданий.
В ответ на мои сомнения он лишь смеется: «Причина страданий — в нашей привязанности к вещам, к материальному миру. Мы хотим, чтобы некоторые вещи были вечными — молодость, деньга, волосы. — Он сокрушенно проводит рукой по лысому черепу. — Волосы особенно хорошо иметь зимой!»
«Так, значит, не нужно ни к чему привязываться?»
«Да. И нельзя терять чувство юмора. Без него никак».
«Коити-сан, — набравшись храбрости, спрашиваю я, — а вы знаете, в чем смысл жизни?»
Он отвечает, не раздумывая: «Первое и самое важное в жизни, — произносит он с серьезным видом, — поддерживать чистоту в храме».
Проходит несколько дней, и я знакомлюсь с другими послушниками. Мне нравятся их робкие улыбки и то, как они заступаются друг за друга, если кто-то опаздывает. Нравится, с каким усердием они оттирают пол. О таких детях мечтают все родители. Они воспитаны, вежливы, послушны, но почему-то кажутся слишком серьезными для своего возраста. Даже самые младшие, которым всего 9, не думают бунтовать против жесткого и скучного распорядка. Кажется, упрямый дух молодого Кобо Даиси не выдержал под тяжестью правил и этикета.
Но как-то раз, поздно ночью, я слышу звук шагов. Это шаркают монашеские шлепанцы. Надеваю свои одежды и выхожу в коридор. Тень в шафрановом одеянии мелькает в бесконечных коридорах, на лестнице, за углом и наконец оказывается в безлюдной части монастыря. Из самого угла исходит жутковатый неоновый свет. Монах опускает монетку в торговый автомат и достает из него банку диетической колы. Кажется, Кобо Даиси может спать спокойно.
Неделю спустя, выходя из кухни, случайно сворачиваю не туда и оказываюсь на территории монашеского общежития. Оно ничуть не похоже на келью и подозрительно напоминает студенческую общагу. Всю стену занимает коллекция компакт-дисков и громоздкая стереосистема. 2-этажные кровати никто не трудится заправлять. На полу валяются гантели, а в одном углу — о боже! — телевизор! 14-летний послушник режется в видеоигру про сумо. Сказываются часы медитативной концентрации: мальчонка преодолевает уровень за уровнем. Сосед умоляет его заканчивать: скоро начнется матч любимой команды по бейсболу.
Наконец приходит пора уезжать из этой волшебной обители, населенной людьми в оранжевых одеждах и приютившейся среди сосен и кедров на священной горе. Это настоящее убежище, где можно укрыться от всего мира. Кажется, что природа, космическая энергия и человеческая доброта объединились здесь, чтобы накрыть это место теплым обволакивающим коконом. Мне очень жаль, что надо уезжать.
Когда я уже надеваю ботинки, из храма выходит мать Коити-сан, чтобы попрощаться со мной. Она протягивает мне блестящее красное яблоко, которое уже несколько дней лежало у алтаря. Свежие фрукты в это время года — невиданная роскошь. Я аккуратно упаковываю яблоко в рюкзак, между слоями одежды. И когда мне хочется вспомнить о горе Коя, достаю его и вдыхаю аромат благовоний и безмятежного созерцания.
Гористый остров Сикоку похож на ядрышко в центре Японии. По мере того как паром рассекает ледяные воды, высоченные пики становятся все ближе. Горы опоясывает тонкая полоска пляжа; кое-где расположены рыболовецкие порты. Воображение само рисует картины: бесконечные пустые пляжи, белый песок, хрустящий под босыми ногами… бамбуковые леса в сумерках мох и полосатые тени, пустые стебли, ударяющиеся друг о друга с жутковатым звуком — точно привидение бренчит своими костями… маленькие заброшенные храмы в окружении кедровых лесов… Мне просто не терпится все это увидеть.
Мой путь начинается в оживленном порту Муя, где находится большая дорога, ведущая к первому храму. По обе стороны выстроились многочисленные магазинчики, торгующие товарами для паломников. Выбрав один, захожу внутрь.
Чтобы совершить паломничество, не нужно быть буддистом, но выглядеть соответствующе просто обязательно. Одежда должна быть белого цвета, который считается цветом смерти. Я должна быть одета в белое с ног до головы, потому что в процессе паломничества мне предстоит переродиться. Эта же одежда может стать моим похоронным саваном, если в путешествии мне вдруг взбредет в голову откинуть копыта и бессовестно обременить этим какого-нибудь деревенского старшину. В продаже есть несколько видов костюмов для паломников, и все стоят столько, что я сперва решаю, что ошиблась нулями. В храмах на эти одеяния от кутюр проставляются клейма, позволяющие узнать, сколько храмов вы посетили. Стоимость услуги — 250 долларов.
«А стирать их можно?» — спрашиваю я, обеспокоенно прощупывая тонкую хлопчатобумажную ткань и небрежно сделанный шов.
«Конечно! — услужливо сообщает продавец и шепотом добавляет, — но если вам поставят печать, краска потечет».
«А как же тогда…»
«А вы просто не пачкайтесь!»
Чего-чего, а этого я никогда не умела. Покупаю простой белый костюм. Если развалится по дороге, надену форму для дзюдо.
На рюкзак вешается маленький медный колокольчик, и теперь каждый мой шаг сопровождается пронзительным звоном. Он призван отпугивать демонов, но на самом деле привлекает бродячих собак. Но главный мой аксессуар — деревянный посох, символизирующий Кобо Даиси. С одной стороны выгравирована надпись: «Нас двое — мы путешествуем вместе». Убедившись, что на меня никто не смотрит, я делаю в посохе дырочку, чтобы можно было использовать его как штатив.