Год ворона. Книга 1
Шрифт:
В первое мгновение даже не понимаю, что это она ко мне обращается, больно уж тон… неживой. Так с покойными прощаются. Ну в общем-то так и есть. Кошусь на девчонку, пытаясь сообразить, где же все-таки её видел. А видел точно, и не один раз. Наш Зажопинск — городок маленький. Через полгода можно смело здороваться с каждым, даже если в упор не помнишь. Один хрен, знакомы каким-то боком…
— Да не за что. Пошли, что ли? Хул… нечего тут в темноте делать.
Девчонка кивает и идет рядом. Глаза у нее блестят, как плошки с водой, однако не плачет. Вот и умница. Истерика мне после земляных работ и до принятия вовнутрь
У выхода, глупо таращась на тусклый фонарь, нас поджидает хмурый сторож. Принимает четыре лопаты, которые я с грохотом сваливаю с плеча. Заметив горлышко, торчащее из кармана, делано вздыхает. В бутылке остается еще пару глотков, но я взглядом посылаю его… далеко, в общем, посылаю. Ты хоть обсоболезнуйся, да только обломишься. Пока я горбатился и мозоли набивал, ты, мудак, яйца чесал! Даже не подошел узнать, как процесс движется. Так что — лесом!
Задача, поставленная вышестоящим командованием, выполнена. Стало быть, до самого утра я, как тот Вини-Пух, совершенно свободен. А следовательно, пора подумать о досуге и культурной программе на вечер. Петро вроде бы собирался подвалить со своей ненаглядной посудомойкой. Очень кстати! Друг мой хохол, как он это любит, в темпе вальса нажрется и отрубится. А уж мы-то с его пассией времени зря терять не будем. К обоюдному удовольствию — бабу мне после сегодняшнего ужастика хочется жутко, аж под ложечкой ноет.
Надо бы, конечно, возвратиться на базар и забрать второй положенный мне пузырь, но тут нужно мыслить стратегически. Как говорится, на шаг вперед. На сегодня нам бухла вроде бы достаточно набирается. А завтра утром Любина «Хортица» придется мне очень кстати. И на опохмел, и вообще. Понедельник — он день тяжелый… Так что пойду я сейчас прямо домой.
Оставив материально ответственного наемника коммунхоза с шанцевым инструментом, выходим за ограду. По аллее, ведущей от кладбища к дороге, двигаемся к поселку.
— Ну что, — на первом же перекрестке оборачиваюсь к девчонке, плетущейся сбоку, — будем прощаться?
Она отвечает непонимающим взглядом, будто мой вопрос не только застает врасплох, но еще и крайне дурацкий. Да и хрен с тобой. Пожимаю плечами и мы, бок-о-бок, движемся дальше. По дороге с облаками, блин, и обратно…
ДОСы — то есть, в переводе с армейского на человеческий — дома офицерского состава, вдоль которых мы топаем, вполне годятся для съемок военных фильмов. О блокадном Ленинграде, к примеру. Фасады — словно вчера бомбили, почти из каждой форточки торчит жестяная труба буржуйки. Газ за массовую неуплату отключили еще прошлым летом, а отапливаться электричеством по карману разве что местной элите: колхозным воротилам да бандитским топ-менеджерам. Так что — печная труба как примета времени…
Вот и мой дом. Девчонка, и не подумав прощаться, сворачивает вместе со мной. Не понял, она что, в гости напрашивается? Радость-то какая. Вот
— Здравствуй, деточка! — звучит сверху старушечий голос. Соседка этажом выше, которая вечно жалуется на мои вечерние посиделки. Стало быть, эту пигалицу знает…
— Здрасьте, баба Нина! — пищит моя работодательница.
— Горе-то какое! — начинает причитать бабка. — Витюша хорошим был человеком, царствие ему небесное…
Бабкины фальшивые жалобы прерывает девчачий рев. И тут я понимаю, что дебил. Ну конечно, где еще я мог видеть эту девчонку!? Это же, блин, та самая старшеклассница и есть. Соседка, у которой я все никак линейку попросить не собрался. Вот, значит, как… Ее отец, которого мы только что похоронили — тот самый Витек Сербин — в прошлом боевой летун, что иногда на рюмку чая забредал?
Печень у тезки была точно ни к черту, развозило его, как пионера. После второй начинал трепаться о полетах, дежурствах. После третьей и до отруба — о бомберах с крылатыми ракетами с прикрученными ядрёными боеголовками. Нудел он многословно и скучно…
Ну конечно, он это и был! И расписывался я у санитаров за Сербина! Эх, жизнь, за ногу ее да об пень… Мать у них года три назад умерла. Получается, соседка теперь — круглая сирота. Как ее, Людмила, вроде бы? А я перед девчонкой выеживался, да еще и денег стряс, как последняя сука! Захотелось провалиться сквозь землю…
Бегу вслед, перепрыгивая через две-три ступеньки. Она стоит перед дверью, всхлипывает и никак не может попасть ключом в щель замка.
— Тебя ведь Люда зовут? — спрашиваю, уставившись на выпирающие из-под черной застиранной футболки острые лопатки. Обычно ведь с рюкзачком ходит…
Девчонка резко останавливается на середине пролета, поворачивается. Лицо опухшее, в пятнах…
— Не Люда, а Мила!
Да ну хоть Фёкла, если для нее так важно! Характер, блин… С трудом выдавливаю слова:
— Слушай, ты извини меня, что я так вот это… Что… Деньги с тебя взял… Короче, с зарплаты помогу, чем смогу. Ну и так, вообще, если что, обращайся. Соседи ведь…
— Спасибо! А я подумала, что вы такой же, как все эти… А вы что, меня совсем не узнали?
Поняла в чем дело… Покаянно киваю, виновато развожу руки. Ну что скажешь, если действительно не узнал. Последние мозги пропил, блин.
Судя по растерянному лицу, соседка не знает, то ли радоваться ей, то ли обижаться. Лицо у нее снова кривится, уголки губ идут вниз. Похоже, вот-вот снова зарыдает.
Так, пока реветь снова не начала, надо разговор поддержать.
— Ты, получается, совсем одна осталась? Что дальше делать думаешь? Родня хоть есть?
— Тетка в России, в Брянске, — девчонка закрывает лицо узкими ладошками и все-таки захлебывается слезами, в который уже раз за этот день.
Поддержал, блин, разговор, отвлек, понимаешь…
Чтобы хоть как-то успокоить, осторожно беру ее за худенькие плечи, шепчу тупую банальщину, типа: ну хватит, не плачь, все хорошо будет… Шепчу, и понимаю, что несу херню. Не будет ни лучше, ни хорошо. И чем дальше, тем хуже будет…