Год Ворона
Шрифт:
Ошеломление переходит, наконец, в осознание, и меня охватывает почти неуправляемая ярость. C большим трудом останавливаю порыв, ухватить поганца за шкирки, да не вломить хороших и качественных пиндюлей. Но, слава богу, справляюсь.
Главным образом потому, что Берковича банально жалко трогать. Убью еще, ненароком. Интересно, а как сама то ли жертва насилия, то ли коварная соблазнительница воспринимает произошедшее? Судя по тому, что встречали они меня, разбежавшись по разным комнатам, и Жужик при этом не плотный завтрак наминал, а "одноразовый" кофе хлебал, то вряд
Весь этот поток сознания вызван очень простой причиной. Я растерян, по-настоящему и без дураков. Который день собирался с Милой поговорить, выяснить, что у нас с ней было той идиотской ночью. И, если было - то продолжить, если не было - то начать. Я ведь здоровый мужик, неделю уже непьющий, так ведь можно и озвереть... Вот и озверел, блин! Пока ты подвиги совершал, девчонка, похоже, сама все вопросы и порешала ...
Теперь я просто не представляю, как себя вести и что делать дальше. То ли играть роль старшего брата, вынужденного "строить отношения" с плюгавым чмошником, только что трахнувшим любимую сестру. То ли встать в позу оскорбленного любовника - рогоносца...
– Уиктор, - плаксиво ноет Беркович, отвлекая от фрейдистско - садистских рассуждений самого мрачного толка, - Я уже знаю, что Милли несовершеннолетняя. Что теперь будет со мной?
– В тюрьму тебя, дурака, посадят, - продолжая размышлять о своем, автоматически бросаю в ответ.
Мальчишка сереет.
– Но... Но я же не знал! Не хотел! То есть, хотел, конечно! Ведь у нас все получилось, но я не желал! Точнее, не предполагал...
– дурень окончательно путается, но, в конце концов, его поганые мысли приобретают определенное направление.
– Я ведь могу на ней жениться!
Беркович на глазах расцветает от осознания собственной эпической крутизны и тут же, ни с того, ни с сего, добавляет, разом обесценивая предыдущий светлый порыв души:
– Как ты думаешь, а суд учтет, что я находился под воздействием медикаментов и в состоянии аффекта?
– Суд все учтет, - цежу я, радуясь, что ПБ не на поясе, а в рюкзаке.
– И то, что ты сам находился в состоянии алкогольного опьянения, и что потерпевшую споил предварительно...
Алан пучит глаза и пытается прокашляться, чуть не подавившись своим пойлом.
– А насчет свадьбы, это ты вообще офигительно придумал!
– меня начинает нести. Вывели они этим своим поступком из равновесия душевного!
– Главное, что родительского благословения просить не надо. Папа у невесты умер-то ведь. При странных обстоятельствах!
До помраченного сознания доморощенного растлителя малолетних не сразу доходит, про что я говорю. Но когда доходит - глаза пучатся, а морда и вовсе ровняется цветом с белой чашкой, которую стебарь-перехватчик продолжает сжимать, как спасательный круг.
– Действительно!
– шепчет Жужик.
– А я и забыл уже... Но я готов искупить!
Еще немного, и он разревется. Захлебываясь слезами, наматывая сопли на тощий кулак. Тьфу, блин. Мерзость, а не человек. Мокрица, блин, заплинтусная. Искупитель херов. Я встречал разных убивцев, но плаксивого
В английской разговорном я не силен. Но сказать "Фиг с тобой, Беркович!" у меня получается. Звучит, это, правда как "You is fucking bastard, Berkovich!"
Жужик дергается, но оскорбление проглатывает. Судя по выражению лица, Алан страстно хочет провалиться сквозь землю. Или сгореть в ангаре посреди аэродрома...
Да фиг ли мне все эти страдания юного Жужика? Чувствую себя даже не оплеванным, а обосранным. Оставаться под одной крышей со сладкой парочкой и вести душные пустые базары мне хочется примерно так же, как прижаться голой задницей к раскаленной сковородке. Не знаю, как с Милой заговорить. И вообще, сейчас бы пузырь накатить и по бабам. Стресс снимать и проводить интенсивную терапию против обострения хронического спермотоксикоза ...
Мое несчастное, изглумленное Фрейдом подсознание, цепляется за эту мысль, как за спасательный круг ... Бабы, водка, всепонимающая компания в кабаке, где можно часами изливать душу, только не забывай наливать новым друзьям... И хер с ней, с бомбой, куда бы эти чечены ее ни повезли из Прилук.
А вот, кстати, куда? Инженера в Русу доставили, стало быть, по меньшей мере оценивали рабочее состояние. Взорвут ведь, уроды, как пить дать взорвут. Вот только где и когда?
Ловлю себя на том, что родное сознание включается в работу и быстро забивает мысли обо всей этой ЦРУшно - русинской Санта-Барбаре в дальний угол. После коротких, но интенсивных раздумий первоначальный план - взять с собой Жужика - оставляю без изменений. Девчонка может подумать, что я увожу его на убой, но это ее проблемы. Достаточно со мной времени провела, чтобы понять - с гражданскими и убогими не воюю.
– Внимание!
– объявляю на всю квартиру протокольным голосом отца-командира.
– Всех прошу собраться на совещание.
Из кухни приходит Мила. Закусив губу, старается на меня не смотреть. Подчиняясь моему жесту, падает на стул, подальше от Алана. Опуская подробности, отчитываюсь о проделанной работе. Правда без тонкостей и подробностей. Котельников допрошен и покаялся, бомбу вытащили и увезли, скорее, в Прилуки. Такую же, но с перламутровыми пуговицами, в смысле с чеченами и инженером. Так что будем искать.
Информацию о том, что Берковича я забираю с собой, оба нашкодивших подростка принимают с явным и плохо скрываемым облегчением. Мой ответ на вопрос "что же мы будем делать дальше?" их вполне устраивает. По крайней мере пока.
Пока Беркович пакует зубную щетку, инструктирую девчонку на случай, тфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, "атомной войны".
– Сиди в квартире и не отсвечивай. Когда определимся, я сам выйду на связь. Если не объявлюсь в течение двух суток, или в новостях покажут, как меня, к примеру, под белы руки в автозак суют, ну или ... еще катаклизм какой-то произойдет - то в Русу не возвращайся ни в коем случае. Рви когти в Брянск к тетке. Оставшиеся деньги - в морозилке, при экономии тебе на полгода, а то и год вполне хватит. Ну а дальше - по обстоятельствам.