Годы риса и соли

Робинсон Ким Стенли

Болд кивнул.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Но император упорствует. Он поступает так, как ему угодно, заручившись поддержкой армии и своих евнухов. Евнухи – за внешнюю торговлю, так как видят, что та приносит им богатство. И новая столица им нравится, и всё остальное. Так ведь?

Болд снова кивнул.

– Похоже, что так.

– Чиновники ненавидят евнухов.

Болд взглянул на него.

– Ты говоришь по собственному опыту?

– Да. Хотя императорских евнухов они ненавидят сильнее.

– Это естественно. Тот, кто подобрался так близко к власти, внушает страх всем остальным.

И снова Киу обдумал его слова. В последнее время Болду казалось,

что юноша счастлив. Впрочем, он думал так и в Ханчжоу. И потому лёгкая улыбка Киу всегда заставляла его нервничать.

Вскоре после этого разговора, когда они были в Пекине, разразилась страшная буря.

Жёлтая пыль пачкает первые капли грязью;Молния бронзовой иглойНебо с землёй сшивает.Видно даже сквозь закрытые веки.Час спустя приходит дурное известие:Горят императорские дворцы.Пожаром сердце Запретного городаОхвачено, точно политое смолой.Пламя лижет мокрые облака,Столп дыма сливается с тучами,Косой дождь испаряется в воздухе, заменяясь пеплом.

Мечась между перепуганными лошадьми, бегая с вёдрами воды, Болд всё высматривал Киу и наконец на рассвете, когда тушить пожар уже перестали, ибо это было бесполезно, заметил его среди эвакуированных императорских наложниц. Все приближённые наследника имели жутко обеспокоенный вид, а вот Киу, напротив, показался Болду воодушевлённым. В его глазах были видны одни белки, как у шамана после успешного путешествия в мир духов. Болд понял, что это он устроил пожар, совсем как в Ханчжоу, на этот раз воспользовавшись молнией как прикрытием.

В следующий раз, когда Киу заглянул в конюшню за полночь, Болд почти боялся заговорить с ним.

И всё же он спросил:

– Это ты устроил пожар? – шёпотом, по-арабски, хотя они и были одни на улице у конюшни и никто их не подслушивал.

Киу в ответ просто посмотрел на него. «Да», – говорил этот взгляд, сам Киу молчал.

Наконец он произнёс невозмутимо:

– Волнующая была ночь, не правда ли? Я спас книжный шкаф из павильона и даже несколько наложниц. Красные мундиры были ужасно благодарны за спасение своих документов.

Он продолжал говорить о красоте огня, о панике женщин, о гневе, а впоследствии и страхе императора, который принял пожар за знак небесного неодобрения, тяжелейшее дурное предзнаменование, когда-либо поражавшее его. Но Болд не мог уследить за ходом разговора, так как его мысли переполняли образы медленной и мучительной смерти. Поджечь мёртвого торговца из Ханчжоу – это одно, но императора всего Китая! Хозяина Драконьего трона! Он снова увидел проблески этого существа, сидящего внутри юноши, его чёрный нафс, расправивший крылья внутри, и почувствовал, что расстояние между ними стало непреодолимо огромным.

– Тише ты! – резко оборвал он Киу по-арабски. – Дурак. Тебя ведь убьют, и меня с тобой заодно.

Киу нехорошо улыбнулся.

– Тогда вперёд, к лучшей жизни, не так ли? Не этому ли ты меня учил? Зачем мне бояться смерти?

У Болда не было ответа.

После этого они виделись ещё реже, чем прежде. Проходили дни, праздники, сменялись времена года. Киу вырос. Когда Болд замечал его, то видел высокого, стройного чернокожего евнуха, красивого и напомаженного, семенящего куда-то с блеском в глазах, и даже – один раз – с тем самым

хищным взглядом, которым он смотрел на окружающих. Обвешанный драгоценными камнями, располневший, надушенный, облачённый в лучшие шелка, он был фаворитом императрицы и наследника, хоть те и презирали евнухов императора. Но Киу был их любимцем, а, возможно, и шпионом в императорском гареме. Болд боялся за него не меньше, чем его самого. Ходили слухи, что юноша сеял раздор среди наложниц императора и наследника (их пересказывали даже конюхи, которые ничего не могли знать из первых уст). Он нёс себя с такой дерзостью, что не мог не нажить врагов. Кто-нибудь наверняка строил заговоры против него. И он наверняка знал обо всём этом, наверняка нарочно этого добивался. Он смеялся всем в лицо, чтобы его возненавидели ещё больше. Казалось, это было ему в радость. Но у императора длинные руки. И если он решит наказать кого-то, то не остановится, пока не дойдёт до конца.

И потому, когда весть о двух повесившихся наложницах прогневила императора, который потребовал провести дознание, и клубок заговоров начал стремительно распутываться, по дворцу, подобно чуме, пополз страх. Круг виновных раздавался всё шире и шире, пока три тысячи наложниц и евнухов не оказались замешаны в скандале. Болд ожидал, что не ровён час, как он услышит о пытках и мучительной смерти своего юного друга, возможно даже из уст стражников, пришедших казнить и его.

Но этого не произошло. Киу находился под надёжным покровительством, словно колдун наложил на него защитное заклинание, и это было очевидно буквально всем. Император собственноручно казнил сорок наложниц, яростными взмахами меча разрубая их пополам или лишая головы – одним ударом или пронзая их снова и снова, пока ступени восстановленного после пожара зала Великой Гармонии не окрасились их кровью. А Киу, невредимый, стоял чуть в стороне. Одна наложница, стоя обнажённой перед собравшимися, даже обратила в его сторону свой бессловесный крик, а затем прокляла императора, глядя ему прямо в лицо:

– Ты сам виноват, ты слишком стар, твой ян пропал, даже евнухи делают это лучше тебя!

А потом – вжик, и её голова покатилась в лужу крови, как принесённая в жертву. Столько загубленной красоты! И всё же никто не прикасался к Киу; император не смел взглянуть на него, и чёрный юноша наблюдал за происходившим с блеском в глазах, наслаждаясь хаосом и тем, как презирают его за это чиновники. Придворным некуда было податься, они буквально ели друг друга поедом. И всё же ни у кого из них не хватило смелости донести на странного чёрного евнуха.

Последняя встреча Болда и Киу произошла накануне похода на запад против татар под предводительством Аргутая, в котором Болд сопровождал императора. Гиблая затея: татары были стремительны, а император нездоров. Ничего путного из этого не вышло бы. Наступит зима, и они вернутся всего через несколько месяцев. Поэтому Болд удивился, когда Киу зашёл в конюшню попрощаться.

Он словно видел перед собой незнакомца. Но тот вдруг схватил Болда за руку, ласково и серьёзно, как принц, обращающийся к доверенному старому слуге.

– Тебе никогда не хочется вернуться домой? – спросил он.

– Домой, – повторил Болд.

– Разве твоя семья не там?

– Я не знаю. Много лет прошло. Они наверняка считают меня погибшим. Они могут быть где угодно.

– Не «где угодно». Ты мог бы их найти.

– Возможно, – он с любопытством посмотрел на Киу. – А почему ты спрашиваешь?

Киу сначала не ответил. Он всё сжимал руку Болда.

– Ты слышал историю о евнухе Чао Као, который стал причиной падения династии Цин? – спросил он наконец.