Годы в Белом доме. Том 2
Шрифт:
Немного старых соседей имеют так мало общего, несмотря на их соседство на протяжении нескольких столетий, как эти мудреные и сложные индусы и более простые и более прямолинейные мусульмане. Это отражается в контрастности их архитектуры. Тонко вырезанные индуистские храмы имеют укромные местечки и углы, чьи кажущиеся бесконечными детали не передают какого-то единого вида и не имеют какого-то общего значения. Мечети и форты, которыми мусульмане усеяли северную треть субконтинента, просторны, изящны и романтичны, их великолепное богатство контрастирует с пышущей жарой сельской равниной, их бесчисленные фонтаны отражают стремление к отделению от суровой окружающей действительности и ностальгию по менее сложным регионам, откуда выдавили их создателей.
В 1950-е и 1960-е годы Америка, не имевшая понятия о погруженности этих новых стран в самих себя, попыталась сформировать их в соответствии с собственными представлениями. Мы приняли за чистую монету заявление индийского премьер-министра Джавахарлала Неру выступать в качестве нейтрального нравственного арбитра в мировых делах. Мы едва ли заметили, что это была именно та политика,
В одно и то же время мы переоценили возможности получения политического одобрения со стороны Индии и неправильно оценили цель военных усилий Пакистана. Мы оказались сверхчувствительны к «мировому мнению», которое Индия якобы представляла. Но мы также пытались подключить Пакистан к концепции сдерживания, которую он не разделял. Правовое обязательство в отношении совместной обороны, как предполагалось, должно было представлять сдерживающий фактор по отношению к коммунистической агрессии, даже когда члены предполагаемого альянса мало что могли сделать для того, чтобы подкрепить силы друг друга или имели мало общих целей. Пакистан стал нашим союзником по Организации договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО) и Организации центрального договора (СЕНТО) [15] . Пакистан в силу этого имел право на получение военной помощи от США, которая предназначалась для использования против коммунистической агрессии, но, как подозревала Индия, предназначалась для иных более вероятных целей.
15
СЕАТО включала Соединенные Штаты Америки, Великобританию, Францию, Австралию, Новую Зеландию, Пакистан, Филиппины, Таиланд (и Южный Вьетнам в качестве члена по дополнительному протоколу). СЕНТО включала страны так называемого «северного яруса обороны» – Турцию, Иран и Пакистан, а также Великобританию; Соединенные Штаты были членом организации лишь номинально.
Военные альянсы, сформированные во времена администрации Эйзенхауэра, вызывали противоречия в Америке, когда демократическая оппозиция нападала на них как на примеры чрезмерного акцентирования на военные соображения. Индия была в особенном почете у американских либералов, видевших в ее приверженности демократии основу национального партнерства, а в успехах ее подающей надежды экономики отповедь коммунистическим утверждениям, что они представляют то, за чем будущее. Неудивительно, что после смены администрации в 1961 году интерес Вашингтона к Пакистану охладел весьма заметно; на смену устным заверениям в американской защите все больше стали приходить растущие поставки военного снаряжения. (Увеличение этих заверений вернулось и стало нас преследовать в 1971 году.) И все это время Индия настойчиво и умело работала над тем, чтобы подорвать военные отношения между Пакистаном и Соединенными Штатами даже после того, как создала собственную значительную военную индустрию и установила взаимоотношения с Советским Союзом по существенным военным поставкам.
Индийско-пакистанская война 1965 года дала нам предлог в какой-то степени освободиться от обязательств. Соединенные Штаты прекратили поставки всех видов военного оборудования обеим сторонам (эта политика была в какой-то мере пересмотрена в 1966–1967 годах, чтобы позволить передачу нелетальных видов вооружения и запасных частей ко всем видам военного снаряжения). Кажущееся равное отношение было обманчивым; практическим последствием стало нанесение ущерба Пакистану, поскольку Индия получала большую часть своих вооружений либо из коммунистических государств, либо из собственных арсеналов. Президент Джонсон, зная об односторонней направленности этих действий, обещал организовать передачу в Пакистан некоторых устаревших видов американских танков через такие третьи стороны, как Турция. Но он так и не завершил эту передачу, частично потому, что не хотел использовать сокращающуюся поддержку в конгрессе на то, что могло бы показаться ему не очень важным решением, а частично потому, что третьи стороны сами передумали соглашаться участвовать в этой сделке.
Мой собственный опыт с субконтинентом должен был предостеречь в отношении накалившихся там страстей. В январе 1962 года, пока я еще был формально консультантом при президенте Кеннеди, Информационное агентство Соединенных Штатов Америки организовало цикл лекций для меня по субконтиненту. Наш посол в Индии Джон Кеннет Гэлбрейт, один из моих хороших друзей, не был ни капли обеспокоен по поводу воздействия на его предположительно чувствительных и миролюбивых подопечных профессора Гарварда, чьей главной заявкой на известность в то время была книга под названием «Ядерное оружие и внешняя политика» [16] . Я быстро успокоил его, оказавшись втянутым в дела Пакистана после моего прибытия в аэропорт Дели. На неизбежной пресс-конференции я ответил на вопрос относительно Кашмира, как я полагал, дав очень дипломатичный ответ, – что не знаю достаточно хорошо о нем, чтобы сформировать какое-то свое суждение. Когда меня спросили о начинающемся флирте Пакистана с Китаем, я неохотно признался в неведении относительно этих дел, что в свете преобладающего мнения о присущей Китаю агрессивности казалось верхом глупости. Поэтому высказался в том плане, что не мог себе представить, чтобы Пакистан делал такие глупые вещи. Руководители Пакистана уже чувствовали себя подвергнутыми дискриминации, потому что какой-то профессор Гарварда был назначен послом в Дели, в то время как для Исламабада годился только «карьерный» дипломат. Но они были слишком осмотрительны, чтобы критиковать личного приятеля Кеннеди. Мое интервью в аэропорту неожиданно оказалось очень удачным. Оно дало возможность пакистанской прессе проявить свое недовольство в отношении другого гарвардского профессора и менее связанного с Кеннеди. Мое признание в невежестве относительно Кашмира было превращено в символ американского безразличия. Использование слова «глупый» в одной фразе со словом «Пакистан», – даже просто для того, чтобы отрицать, что Пакистан глуп, – превратилось в национальное оскорбление. Но был один плюс. Кампания в пакистанской прессе моментально превратила меня в значимую фигуру в Индии. Так, в 1962 году, по крайней мере, обвинение состояло в том, что я больше склоняюсь в сторону Индии.
16
Киссингер Г. (Киссинджер Г.) Ядерное оружие и внешняя политика. М.: Издательство иностранной литературы, 1959. – 511 с. – Прим. перев.
В конечном счете, дела успокоились и все устаканилось, так что я смог показаться в Пакистане во время той же поездки. Я немедленно продемонстрировал, что не утратил контакта с реальностью. Вернувшись в Пешавар после экскурсии на Хайберский перевал, я попал в засаду одного пакистанского журналиста, спросившего меня, видел ли я какие-нибудь признаки активизации пуштунов [17] . Исходя из теории о том, что субконтинент был лишен моих остроумных замечаний довольно долгое время, я ответил так: «Я бы не признал активизацию пуштунов, даже если бы в результате получил удар по своей физиономии». Получившийся в итоге заголовок «Киссинджер не признает Пуштунистан» вызвал официальный афганский протест в Вашингтоне, но, по крайней мере, сделал из меня кратковременного героя в Пакистане. Неизвестно, чего еще я смог бы добиться, если бы в порыве страсти к путешествиям посетил Афганистан. Но ЮСИА решило, что у него есть нечто большее, чем тратить деньги на культурный обмен, и что мне с моими талантами лучше оставаться дома.
17
Речь шла о движении за отделение этого пограничного района от Пакистана и присоединении его к народу, говорящему на схожем по названию языке на афганской стороне Хайберского перевала.
Таким образом, мне следовало бы лучше узнать этот регион, прежде чем втягиваться в безумные дела субконтинента в 1971 году.
Когда Администрация Никсона пришла к власти, цель нашей политики на субконтиненте состояла в том, чтобы всего-навсего избежать дополнительных осложнений на нашу голову. На протяжении нелегких 25 лет сосуществования Индия и Пакистан провели две войны. Мы старались поддерживать добрые отношения с ними обеими. Никсон, мягко говоря, был менее восприимчив к индийским заявлениям относительно морального лидерства, чем кто-либо из его предшественников. На самом деле он рассматривал мнение, что он считал действия своих предшественников этаким якобы угодничеством перед Индией, ярким примером либеральной придурковатости. Но это не помешало ему осуществить умеренно успешный визит в Дели в 1969 году во время мирового турне. Он быстро отказался от своего представления о толпах, по сравнению с мнением Эйзенхауэра в 1956 году. Прием был сдержанным; толпы были вполне в разумных пределах; обсуждения носили, как их назвали бы языком коммюнике, «конструктивный и деловой» характер. Никсон выступил с очень ярким тостом на обеде, отдал дань уважения мудрости Махатмы Ганди и вдумчиво рассуждал о природе мира в современном мире.
Но Никсон и г-жа Индира Ганди, индийский премьер-министр и дочь Неру, не были предназначены судьбой друг для друга в личном плане. Ее мнение о своем почти наследственном нравственном превосходстве и угрюмое молчание разбудили присущие Никсону подспудные чувства неуверенности в себе. Ее отношение к Никсону сочетало презрение к символу капитализма, очень популярное в развивающихся странах, с намеком на то, что не все предосудительные вещи, которые она слышала о президенте от своих интеллектуальных друзей, являются ложью. Комментарии Никсона после встреч с ней зачастую носили нецензурный характер. С другой стороны, Никсон понимал руководителей, действующих на основе лишенной сантиментов оценки национального интереса. Если кому-то удавалось пробиться сквозь жесткую риторику уверенного в своей правоте человека, то можно было понять, что г-жа Ганди не имела себе равных в деле хладнокровной оценки разных элементов власти. Политические отношения, по своему существу, в силу этого были гораздо лучше, чем личные.
Каковы бы ни были личные мнения-сомнения Никсона относительно премьер-министра, Индия продолжала получать значительную поддержку в конгрессе и в самом его правительстве на протяжении первого срока работы его администрации. Г-жа Ганди еще не успела разочаровать американцев своим ядерным испытанием и претензией на авторитарное правление. Эмоциональные связи с самой многонаселенной демократией в мире сохранялись. Крупные суммы по программе помощи предлагались администрацией и проходили через конгресс при минимальной оппозиции. За период с 1965 по 1971 год Индия получила 4,2 млрд долларов американской экономической помощи, примерно 1,5 млрд долларов из них пришлись на годы правления Никсона.