Голая Джульетта

Хорнби Ник

Такер покачал головой:

– Значит, это он? Тот самый тип, с которым ты убила многие годы?

– Тот самый. Именно поэтому я так много слышала твоих песен. Именно поэтому и «Голую» услышала. После чего сочинила свой обзор.

– И… Черт… Он все еще живет в этом же городе?

– В пяти минутах ходьбы отсюда.

– Дьявол…

– Почему это тебя беспокоит?

– Просто… из всех шалманов, кабаков, забегаловок всего мира я выбрал его дом. Невероятно.

– Почему же. Логично. Не будь его, мы бы не познакомились. И я бы хотела, чтобы ты с ним встретился.

– Ой, ради всего святого, только не это.

– Да почему?

– Да потому. Во-первых, он гребаная кисейная барышня. Во-вторых, боюсь, я его придушу. В-третьих, он и сам помрет от перевозбуждения, если меня увидит.

– Последнее весьма вероятно.

– Почему ты хочешь, чтобы мы с ним встретились?

– Потому как, что ни говори, а он вовсе не дурак. Во всяком случае, в искусстве разбирается. И ты – единственный живой кумир, который для него существует.

– Единственный живой кумир? Господи боже мой! Я сейчас навскидку назову тебе сотню парней куда лучших, чем я.

– Ему не нужны лучшие, ему нужен ты, Такер. Поговори с ним. Ради него. Он с тобой на одной волне: ты будто подключен к какому-то хитрому запуганному разъему прямо в его заднице. Не знаю, почему это так, но это так.

– Тогда зачем мне с ним встречаться? По твоим словам, мы уже и так общаемся.

– Что ж, я тебя не заставляю. Он, конечно, не сахар, и общение с ним мне дорого обошлось. Но то, что ты здесь, а я ему об этом не сказала… Это хуже чем предательство.

– Скажешь, когда я уже уеду.

Они допили чай, Энни разыскала матрац и подушку для дивана. Джексон крепко спал в гостевой спальне. Кому суждено спать в кровати Энни, Такер не загадывал.

– Спасибо, Энни. – Он поцеловал ее в щеку.

– Приятно, когда кто-то есть в доме. С тех пор, как Дункан съехал, такого еще не было.

– О… И за это спасибо.

Он поцеловал ее в другую щеку и отправился наверх.

Субботнее утро, вопреки опасениям Энни, выдалось ясным, ярким и холодным, однако Такеру городок вовсе не показался симпатичнее, чем предыдущей ночью. Без вульгарной дешевки рекламного неона он выглядел усталым, как стареющая шлюха без косметики. После завтрака они направились к морю. Сделали крюк, чтобы поглядеть на музей. Остановились у кондитерской, в которой торговали леденцами наразвес по четверть фунта; Джексон выбрал довольно жуткие на вид розовые пастилки. Вышли к пляжу, принялись учить Джексона пускать «блинчики» плоской галькой, и тут Энни вдруг изрекла:

– Ого!

В их направлении мелко рысил небольшого роста пузанчик, краснолицый и потный, несмотря на прохладу. Поравнявшись с Энни, он остановился.

– Привет, – выдохнул он.

– Привет, Дункан. Что-то не припомню, чтобы ты раньше бегал.

– Ф-фу… Новый режим.

Такер, достаточно осведомленный об их отношениях, понимал, что эти простые фразы нагружены каким-то скрытым значением, но по выражению лица Энни ничего вычислить не смог. В течение краткой паузы Энни попыталась сочинить приличествующую торжественному моменту вступительную фразу, но Дункан ее опередил, с царственным видом выбросив ладонь в сторону Такера.

– Дункан Томсон, – представился он.

– Очень приятно. Такер Кроу.

Автоматизм процедуры не дал Такеру времени задуматься о весомости его имени в данной ситуации.

Дункан выдернул свою ладошку из такеровской, как будто обжегся, и окатил Энни бадьей ледяного презрения.

– Это попросту жалко, – бросил он ей.

И порысил дальше.

Троица глядела ему вслед, слушая, как затихает скрип гальки под ногами удаляющегося бегуна.

– Что ему жалко? – вдруг спросил Джексон.

– Это слишком сложно объяснить, – ответила Энни.

– А я хочу знать. Он на нас рассердился.

– Понимаешь, – принялся объяснять Такер, – этот человек думает, что я не тот, кто я есть на самом деле. Он думает, что Энни попросила меня назвать мое имя, потому что так смешнее.

Джексон сморщил нос и прищурился, пытаясь отыскать в таком развитии событий хоть что-то смешное, однако ничего не обнаружил.

– А что тут смешного? – наконец спросил он.

– Ничего.

– А почему вы думали, что это смешно? – повернулся Джексон к Энни, автору этой непонятной шутки.

– Я не думала, что это смешно, зайчик, – отозвалась Энни.

– А папа сказал…

– Нет-нет. Папа сказал… Видишь ли, я знаю, кто твой папа. А этот человек не знает. Он знает, кто такой Такер Кроу, но он не знает, что он твой папа.

– Он думает, что мой папа – Факер?

Не следовало бы, конечно, смеяться ругательству, произносимому шестилеткой. Однако Энни не удержалась, фыркнула, и Такер сообразил почему. Ребенок произнес бранное слово нейтральным деловым тоном – он честно пытался понять, что произошло.

– В точку! – воскликнул Такер. – Именно так он и думает.

– И еще одно осложнение. – Энни вздохнула. – Вроде бы это уже и не его дело, и тем не менее… Он думает, что ты человек, с которым у меня… связь.

– Почему?

– Фото на холодильнике. Он спросил, я толком не объяснила, имени не называла, вот и…

Только тут до Такера дошло значение царственного великодушия предложенного Дунканом рукопожатия. Теперь можно было попытаться объяснить все Джексону.

– Этот человек думает, что я друг Энни. И еще он думает, что Факер это Такер.

Джексон пожевал губу:

– Ну и ничего смешного.

– Верно. Ничего смешного.

– Тогда ладно, – одобрил Джексон. – Потому что если всем остальным смешно, тогда мне это не нравится.

– В общем, я в данный момент далеко не я, – констатировал Такер.

– Точно.

– Придется доказывать?

– Проблема в том, что Дункан знает о Такере Кроу побольше твоего.