Голая королева. Белая гвардия-3
Шрифт:
— Пожалуй, — согласился Мтанга.
Лаврик уперся в него колючим взглядом:
— Что его лакей? И тот, что был в распоряжении его парней?
— Первый вне подозрений, — сказал Мтанга.
— Даже у вас? — криво усмехнулся Лаврик.
— Представьте, даже у меня, — сказали Мтанга. — Дело даже не в том, что именно он доложил о случившемся. И не в том, что он мой земляк, это мой давний агент, сто раз проверенный-перепроверенный... в общем, из тех агентов, кому я склонен доверять. Не в силу излишней доверчивости, а исключительно потому, что на него нет ни малейшего компромата. Лакей, приставленный к группе, не мой человек... ну, может, чей-то еще, не я один держу агентуру там и сям. Вот только чутье мне подсказывает, что и его подозревать не стоит — потому что он никуда не сбежал, а остался на месте, хоть и имеет все основания полагать, что подвергнется допросу с пристрастием. Я его, конечно, еще раз перепроверю, но чутье, знаете ли... Будь он убийцей, смылся бы. Или вы не согласны?
— Нет, отчего же, — чуть рассеянно отозвался Лаврик. — В том есть здоровая логика... Наверняка, будь он убийцей, сбежал бы... И, тем не менее, это был кто-то, от кого Леон не ожидал такого сюрприза. П р о с т о дворцовый лакей, быть может? Их здесь, как собак нерезаных. Или жандарм из внутренней охраны дворца. Он вошел, сказал что-нибудь вроде: «Вас вызывает полковник Иванов». Ударил ножом и тихонечко смылся... — он печально усмехнулся. — М о е чутье мне подсказывает, что искать его бесполезно, а?
— Боюсь, так оно и обстоит, — печально и зло согласился полковник Мтанга. — Я бы не поленился снять отпечатки пальцев у всей без исключения обслуги, но это ничего не даст: и на рукоятке ножа, и на ручке двери наверняка нет п а л ь ч и к о в. Сами знаете: и обслуга, и внутренняя охрана при исполнении обязаны быть в белых перчатках... Отпечатков наверняка нет. Да не смотрите вы на меня так! — воскликнул он едва ли не жалобно. — Прислуги мужского пола во дворце сотня с лишним, да вдобавок не менее полусотни человек внутренней охраны... она, кстати, в отличие от прислуги, постоянно меняется. Правда, все они из одного и того же жандармского батальона, но это ничуть не облегчает дело. У меня нет возможности проверить со стопроцентной гарантией в с е х — в особенности если этот скот раньше никак себя не проявлял, если он из спящих, был законсервирован и ждал какого-то конкретного здания...
— Успокойтесь, полковник, я все понимаю, — сказал Лаврик. — И никаким таким особенным образом на вас не смотрю. Между нами, на вашем месте я бы тоже был бессилен. Слишком много подозреваемых. И законсервированного агента, ничем себя не проявившего прежде, в самом деле, практически невозможно вычислить заранее... Я о другом сейчас думаю... Ну что, пожалуй, мы с полковником здесь больше не нужны?
— Да и я здесь не особенно нужен, — сказал Мтанга. — Запущу сюда экспертов, пусть осмотрят все, что можно — но, сами понимаете, это будет чистая формальность. Пущу ребят порасспросить там и сям, но особых надежд на это не возлагаю...
Лаврик с Мазуром вышли в коридор — и остановились смаху. В нескольких шагах от шпиков стояли тесной кучкой люди Леона, все пятнадцать, с угрюмыми, мрачными лицами. Мазур не успел произвести ни слова: низенький усатый француз (похоже, действительно француз, уверяет Лаврик), вышел вперед и протянул Мазуру листок бумаги:
— Это подсунули под дверь, мон колонель...
Едва увидев, что написано по-французски, Мазур передал записку Лаврику. Лаврик почти сразу же тихонько сказал:
— Абсолютно идентичный текст. Слово в слово, как в т о й записке...
— Мон колонель... — сказал француз хмуро. — Леона ведь убили, да?
— Убили, — сухо сказал Мазур. И добавил уже командным тоном: — Что вы тут столпились? Возвращайтесь к себе, скоро придется работать...
Они подчинились, направились в свою комнату — но неторопливо, волоча ноги, понурив головы. Мазур резко развернулся и зашагал прочь. Лаврик не отставал.
— Я, кажется, догадываюсь, что ты имел в виду, когда говорил: «Я о другом сейчас думаю». Крысы порой склонны бежать с корабля. …А?
— Вот именно.
— Но корабль-то не тонет.
— А если корабль не тонет, но самих крыс припечет? — хмыкнул Лаврик.
Его мрачный прогноз и подозрения Мазура оправдались буквально через полчаса. Когда в служебном кабинете Мазура, где он сидел с Лавриком, объявился Гастон, высокий, с лошадиной физиономией, как и остальные его сослуживцы, изрядно п о д в я л е н н ы й африканским солнышком, под которым прожил не один год. Вообще-то он выдавал себя за бельгийца, но Мазур давным-давно решил для себя: сто из ста за то, что это англичанин. Причем не вульгарный лондонский простолюдин-кокни, вообще не из простых — у него, кровь из носу, был классический выговор выпускника какого-то из особенно престижных британских университетов. Такие вещи в ъ е д а ю т с я, и от понимающего человека их не спрячешь — в особенности если учесть, что тот мнимый Гастон был не разведчиком, обязанным изживать т а к и е вещи, а одним из превеликого множества белых наемников, каких в Африке тьма-тьмущая...
А впрочем, его подлинная родословная ни Мазура, ни Лаврика не интересовала нисколько, потому что не имела отношения к делу. Среди наемников кого только ни встретишь... В конце концов, порой на обочине жизни оказываются и выпускники всевозможных оксфордов, кембриджей и прочих итонов. Взять хотя бы самого настоящего испанского маркиза, с которым судьба однажды свела Мазура в Южной Америке — потомок древнего рода в силу каких-то жизненных сложностей, о которых не любил распространяться, трудился дешевым сутенером при паршивом портовом кабаке... Визитер был в полной форме, а потому вместо устного приветствия откозырял. Мазур сухо кивнул, показал на кресло. Усевшись без всякой робости, визитер положил не на колени, а перед собой на стол и стопу бумаг, которую прежде держал подмышкой. Именно она сазу подтвердила худшие подозрения Мазура. Он присмотрелся к верхнему листу: машинописный текст на французском, вверху — герб республики, без пяти минут королевства, еще какие-то эмблемы...
— Итак? — спросил Мазур, поскольку Гастон молчал.
— Господин полковник... — ответил тот без малейшей робости, как человек, вполне уверенный в себе. — Я должен сообщить, что мы посовещались и приняли единодушное решение: покинуть службу и вообще эту страну.
Ну да. Корабль не тонет, даже, пожалуй, нет ни малейшей течи, но самих крыс припекло...
— Это все из-за той записки? — спросил он небрежно.
— Разумеется.
— Принимаете угрозу всерьез?
— Как нельзя более серьезно, — сказал Гастон бесстрастно. — Жизненный опыт, долгие годы в Африке... Т а к не пугают и не блефуют. Уж если Леона прикончили прямо здесь, и убийца, как мы понимаем, растворился в воздухе...
— А вам не кажется, что трудновато прирезать пятнадцать человек, которые большую часть времени держатся вместе? — не без сарказма спросил Мазур.
— Почему обязательно — прирезать, — невозмутимо пожал плечами Гастон. — С тем же успехом можно подсунуть отравленный джин, пальнуть в спину из промчавшегося автомобиля, когда кто-то из нас пойдет в город, в кабак или в бордель. Да мало ли способов... Столь опытный человек, как вы, должен понимать, что это не пустые страхи, не так ли?
— Как знать... — пожал плечами Мазур. — Что, если они все же только пугают?