Голем
Шрифт:
Услыхав такое, Сергей с Володей призадумались. С одной стороны, у них вроде бы не было оснований не верить квестерам. Однако с другой – им не хотелось терять то весьма благое ощущение осмысленности происходящего, что вернулось в их жизнь с появлением Криса Орсона, провозгласившего принцип Универсального Критерия Прекрасного. Помимо того, что это была на удивление красивая и изящная теория, она оказалась еще и невероятно проста для понимания. Ни у кого как будто не возникало сомнений в том, что красота когда-нибудь непременно спасет мир. Отсюда легко и просто сделать еще один шаг и поверить в то,
– А в чем же тогда смысл? – спросил наконец Сергей, когда понял, что сам отыскать ответ на этот вопрос не сумеет.
Конечно, вопрос можно было сформулировать и более развернуто. Но, скорее всего, это не сделало бы его более понятным.
– Смысл? – Камохин с Брейгелем переглянулись и усмехнулись. – Смысла нет. Вообще.
– Видишь ли, дружище, когда находишься в аномальной зоне, говорить о каком бы то ни было смысле – пустая трата времени и сил.
Сергей задумался над услышанным. Но очень скоро ему снова пришлось признать, что он ничего не понял. Поэтому он так и сказал:
– Не понял.
– А что тут понимать-то? – сказал Володя. – Если нет смысла, значит, все происходит само собой. Как придется.
– Ты хочешь сказать, что нарушаются причинно-следственные связи? – спросил Брейгель.
– Я ничего такого не говорил, – на всякий случай отказался Володя.
– О чем же ты тогда говорил?
– Ну… – Володя призадумался. А в самом деле, о чем? Не то чтобы он ляпнул, не подумав. Нет. Дело в том, что он слишком многое имел в виду. В подобной ситуации проще говорить в общем, обо всем сразу. Потому что, начав вдаваться в детали, запросто можно было потерять всю суть. Так подсказывали Володе жизненный опыт и здравый смысл. – Например, мы с Серегой оказались в Тринадцатом микрорайоне по чистой случайности. Так ведь?
– Нет, – решительно не согласился с ним Сергей. – Это я случайно сел именно в твой автобус. А ты ехал по маршруту, в соответствии с расписанием. Так что тебе и деваться было некуда.
– Ну, расписание у нас, допустим, весьма приблизительное…
– О чем вообще речь? – перебил спорщиков Брейгель, который и сам начал терять нить рассуждений. Начали с Универсального Критерия Прекрасного, а пришли к автобусу, едущему по приблизительному расписанию. – Да и при чем здесь киберпауки?
– Я же уже объяснил, – спокойно, как всегда, сказал Камохин. – Если согласиться с тем, что киберпауки действуют в соответствии с принципом Универсального Критерия Прекрасного, то получается, что все они должны бежать в сторону Тринадцатого микрорайона, а не обратно.
– Почему? – не понял Брейгель.
– Да потому, что мусорная свалка никак не вписывается в представление современного молодого человека об Универсальном Критерии Прекрасного. – Камохин покосился на Володю: – Верно я говорю?
– Ну, что-то вроде того, – согласился парень. – Чего им на свалке-то делать?
– Ах вот оно как… – задумчиво протянул Брейгель. – То есть человек, как пуп мироздания, притягивает к себе все, что стремится к прекрасному? Или же он сам является УКП?
– На твой выбор, дружище, – не задумываясь, ответил Камохин. – Но пауки бегут в другую стороны. – Луч фонарика, скользнув по стене, поймал на мгновение пару киберпауков. – А это значит, что у них иная цель.
– Иная по отношению к чему?
– По отношению к человеку.
– То есть, по-твоему, люди их интересуют?
– Этого я не говорил. Но в чем я твердо уверен – человек не является для киберпаука Универсальным Критерием Прекрасного.
– Но они вылечили мою ногу, – заметил Володя.
– И что с того? Собака лижет хозяину руку вовсе не потому, что боготворит его. К этому ее подталкивает инстинкт.
– Ты хочешь сказать, что киберпауки и наноботы слепо следуют заложенной в них программе?
– Несомненно. А как же иначе?
– Тогда какова их цель?
– Спроси об этом Измаила, если мы его сегодня встретим.
– Кто такой Измаил? – спросил Володя.
– Один наш общий знакомый.
– Он тоже квестер?
– Нет.
– Тогда что он делает в зоне?
– У него тут своя Игра.
– Игра? – переспросил Володя, решив, что неправильно понял слова квестера.
– Ну, или что-то вроде того, – ушел от ответа Брейгель.
А Камохин и вовсе не собирался разговаривать на эту тему.
– Почему мы все время идем прямо? – спросил Сергей.
– А ты видел повороты? – вопросом на вопрос ответил Камохин.
– Нет. Но если мы встретим другой проход, ведущий в сторону, мы повернем в него или продолжим идти прямо?
– А сам ты как думаешь?
– Я не знаю.
– Вот и я тоже.
Сергей задумался.
– То есть получается, у нас вообще нет никакого плана? – спросил Володя.
– Мы в поиске, – ответил Брейгель. – Это самое главное.
– А что именно мы ищем? – рискнул поинтересоваться Сергей.
– Все, что может оказаться полезным. Проходы, выходы, переходы, артефакты. Но самое главное, мы ищем ответы на наши вопросы.
– Например, куда ведет этот коридор?
– Если тебе это интересно.
Сергей посветил фонариком по сторонам.
– Мне было бы интересно узнать, кто его вырыл. И – как. Мне что-то не верится, что такой ровный коридор мог образоваться сам собой в результате проседания мусора.
– Могу тебя заверить, природа способна и на более удивительные выверты. Хотя в данном случае я с тобой согласен: что-то тут не так. Слишком уж все тут ровненько да гладенько. Голыми руками, без специального оборудования, такой проход не выкопать.
– У Док-Вика есть интересная теория на сей счет, – подал голос Камохин. – Система туннелей внутри мусорной свалки могла образоваться в результате наложения пространственных структур двух миров, взаимодействующих посредством пространственно-временного разлома.
– То есть эта система коридоров на самом деле находится в другом мире? – спросил Володя, отчаянно пытаясь понять, о чем идет речь.
– Наоборот. – Ответ Камохина ничуть не прояснил ситуацию. – В том мире, с которым нас объединил разлом, находится некая трех– или более мерная, в общем, объемная структура, которая вытеснила пропорциональный объем материи из нашего мира.