Гольфштрем
Шрифт:
— Вы все хорошо помните события, разыгравшиеся в Китае и в Англии в 1926–1932 годах. Китайская революция, победоносно завершившаяся в 1931 году, способствовала присоединению к нашему Союзу не только этого огромного государства, но и всего материка Азии, включая обширные владения Англии и Франции.
— Это был последний сокрушительный удар по империалистической Англии, уже четыре года боровшейся против нашего Союза с помощью бесконечных интриг и заговоров. В следующем году ее пролетариату, освободившемуся, наконец, от влияния соглашательских вождей и соединившемуся под руководством коммунистической партии, удалось окончательно взять власть в свои руки. С тех пор не стало Британской
— Вы помните взрыв негодования и ужаса среди буржуазии остальных стран Западной Европы после падения Британской империи. Италия явилась застрельщицей крестового похода буржуазных стран против нашего Союза. Но уже через год фашизм был свергнут, и разразившаяся пролетарская революция присоединила и эту страну к Союзу Советских Республик.
— Обезумевшая буржуазия продолжала ожесточенную войну, которая закончилась в 1935 году Последней Европейской Революцией. В результате ее в наш Союз вошли Германия, Франция и остальные страны Европы.
— Буржуазная островная Япония, поддерживаемая могущественной Америкой, дольше всех сопротивлялась натиску своего пролетариата. Но круг, замыкавший ее, неуклонно суживался. После китайской революции от нее отошли все азиатские владения. Зато ей удалось превратить всю Африку в свою огромную объединенную колонию. Только в 1938 году народам Африки, подвергавшимся беспощадной эксплуатации, удалось сбросить гнет поработителей и присоединиться к нам. Тогда трудящиеся Японии подняли восстание и, наконец, в 1937 году этот последний оплот буржуазии в Старом Свете превратился в Социалистическую Республику.
— Товарищи, не будем закрывать глаза на те трудности, которые еще стоят на нашем пути. Они неизмеримо велики. Могущественное государство американской буржуазии страшной угрозой стоит перед нами. Оно властвует над всей территорией Северной и Южной Америки, Австралии и прилегающих к ним бесчисленных островов. Базируясь на неограниченных природных богатствах и великолепной технике, оно неутомимо обдумывает планы уничтожения Союза Советских Республик.
— Но капиталистический мир погибнет жертвой собственных противоречий. Среди раздавленных и обессиленных рабочих и служащих Америки и Австралии все больше и больше нарастает недовольство. И если капитализм не падет в схватке с нашим Союзом, то он будет взорван изнутри, как паровой котел.
— Товарищи, наш путь неизменно ведет к победе. Путь этот страшно тяжел, но прям и прост.
— Наша единственная задача, — подавив окончательно остатки собственной буржуазии, притти на помощь пролетариату Нового Мира и, после того как он сбросит, наконец, власть эксплоататоров, вместе с ним построить бесклассовое коммунистическое общество.
Оратор кончил. Переводчик повторил последнюю фразу на французском языке. Далеко не все в зале понимали и этот язык. Но я (автор) по независящей от меня причине (недостаточная сила художественной изобразительности) не умею передать ту бурю восторга, которая разразилась после речи вождя. Если я скажу, что эта речь потрясла всех слышавших ее подобно могучему электрическому току, то это будет только значить, что фантазия писателя приписывает электрическому току совершенно неправдоподобную силу.
В огромном зале центрального рабочего клуба Кантона, вмещавшем около трехсот тысяч человек, царило благоговейное молчание. Из рупора лилась речь председателя ЦИК РСФСР. Переводчик с возвышения повторял ее на китайском языке. И даже тогда, когда громкоговоритель, выдержав длительную паузу, разразился громом аплодисментов
В освещенной белым, почти — дневным, радиевым светом комнате, в двенадцатом подземном этаже одного из крупнейших зданий Нью-Йорка был устроен временный тайный радио-приемник, настроенный на запрещенную длину волны. Сжав до минимума дыхание, слушала кучка рабочих ту же речь. Один из них переводил, путаясь и запинаясь. Здесь, в стране угнетения рабочих, эта речь звучала несколько по-иному — не только торжественно-приветственно, как в Женеве, но и неудержимым боевым кличем.
Кто из рабочих спокойно мог слушать эту речь?
Кто мог спокойно слушать ее из поработителей?
На сто восемнадцатом этаже того же небоскреба в деловом кабинете мистера Перкинса1 тоже находился радио-приемник, постоянный и нисколько не тайный. Кроме Перкинса, присутствовало 5–6 человек наиболее крупных компаньонов. По три лакея на каждого услуживали, подавая фрукты и вина столетней давности.
1 Перкинс и K° — заводы для утилизации продуктов горения и дыхания.
Громкоговоритель произносил те же волнующие слова, немедленно передаваемые находившимся в комнате переводчиком. Так же сильно было впечатление от них, но оно проявлялось в несколько иных формах. Мистера Перкинса корчило, словно он страдал от заворота кишек. Маленький, подвижной, чернявый мистер Кавендиш в точности напоминал соляной столб, в который превратилась супруга одного из библейских персонажей. Если бы мистер Пэрн был женщиной, то с большой долей вероятия можно было бы предположить, что у него начинаются родовые схватки. Будь в комнате какой-нибудь посторонний спокойный наблюдатель, он, несомненно, от всей души пожалел бы бедного мистера Гопкинса: горло его сводили судороги, как от водобоязни, и шампанское столетней давности упорно шло назад.
Лакеи, впрочем, наблюдали своих господ, но, кажется, не вполне им сочувствовали.
Когда громкоговоритель разразился громом аплодисментов публики Дворца Труда и Мира, мистер Перкинс бросился к столу и, схватив тяжелое чугунное пресс-папье, в остервенении принялся колотить ни в чем неповинный аппарат. Тот захрипел и очень быстро замолчал. Остальные мистеры с неподдельным ужасом смотрели на эту картину. Все мистеры, мистрис и мисс Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско и других городов Америки очень плохо опали в эту печь.
ГЛАВА III
Последняя борьба
За спиной председателя торжественного заседания загорелась ослепительно-яркая лампочка радиотелефона. Секретарь подошел к рупору. Пока он слушал, на его каменно-твердом лице ничего не отразилось. Он вернулся к председателю.
Заседание продолжалось.
Председатель встал.
— Товарищи! — произнес он, — Характер нашего заседания меняется. Из торжественного оно превращается в деловое. Мы сейчас получили известие, что акционерное общество инженера Хиггинса уже приступило к делу. Работа идет с невероятной быстротой. Они пытались сохранить работы на некоторое время в тайне, но это не удалось. Уже закладывается фундамент грандиозной плотины. Нам, следовательно, фактически об'явлена последняя решительная война не на жизнь, а на смерть. С этой минуты мы, ваши избранники, — штаб борьбы. Сейчас откроется об'единенное заседание ЦИК и Реввоенсовета Старого Света. Прошу освободить зал, чтобы мы могли спокойно выработать основные военные мероприятия. Скорее, товарищи, времени мало.