Голливуд истекает кровью
Шрифт:
Я, спотыкаясь, добралась до двери и рывком открыла ее, держась рукой за стену.
Что-то здесь не так.
Появился один из моих личных телохранителей, Чиро, со странным выражением на лице, которое я не смогла расшифровать. Он поддержал меня, когда мое тело резко обмякло, поймав в свои сильные руки.
Еще один из моих телохранителей, Брандо, вышел из-за угла холла с телефоном, прижатым к уху, и разговаривал с кем-то. Мой разум пытался уцепиться за реальность, но я чувствовала, что тонула, не в силах выплыть обратно на поверхность. Все было расплывчатым.
Я открыла рот, но ничего не произнесла. Нет,
— Все улажено, босс, — сказал мой телохранитель в трубку. Он сделал паузу, взглянув на меня. — Да, мы так и сделаем.
Он повесил трубку, затем обратился к Чиро, который поддерживал меня:
— Будь наготове. Он на подходе.
Это были последние слова, которые я услышала, прошептанные в моем сознании, когда я проиграла битву за сознание и задремала.
Глава 3
Пэрис
Когда я очнулась от глубокого сна, я почувствовала головокружение и дезориентацию. Что за черт?
У меня было такое чувство, будто кто-то сидел там и стучал по голове молотком. Я громко застонала. Когда я поднесла руки к глазам, чтобы потереть их, я заметила, что что-то не так. Одна рука не двигалась и казалась ограниченной, в то время как я почувствовала защемление, когда пошевелила другой. Я отмахнулась от этого ощущения, продолжая тереть кулаком глаза, не заботясь о размазанном макияже. Я даже не могла вспомнить, смыла ли я его, когда вернулась домой прошлой ночью.
Приоткрыв глаза, я посмотрела в сторону, яростно моргая, пытаясь полностью вернуться в мир живых. О, черт.
Одна моя рука была прикована наручниками к кровати, дышать было свободно, но не очень. Это было кожаное приспособление, плотно прилегавшее к моей коже, с закрепленным на нем замком и цепочкой, ведущей к тому месту, где оно было закреплено вокруг тяжелого деревянного столбика кровати. Черт возьми.
Каким извращенным дерьмом я занималась прошлой ночью? Я ничего не могла вспомнить. Это был не первый раз, когда я просыпалась в опасной ситуации. Глупо, Пэрис.
Подожди-ка… Я снова повернула голову, посмотрела на свою свободную руку и подняла ее. Я знала, что почувствовала укол чего-то! В моей руке торчала игла, приклеенная к трубке. Я последовала за ней взглядом и заметила металлическую подставку у моей кровати. Я прищурилась, чтобы разглядеть надпись на пакете для внутривенного вливания.
Вау, это было в новинку даже для меня. Не идеально. Ограничение и гидратация… интересное сочетание.
О. Да. Конечно, я, должно быть, находилась в частной больнице, — резюмировала я, отметив еще несколько пунктов, подтверждающих это логичное предположение. Белые стены, кувшин с водой под рукой и свежие цветы, разбросанные по комнате, были достаточной причиной. Я воспользовалась моментом, чтобы оглядеть впечатляющую комнату, потеряв дар речи и испытав благоговейный трепет перед уровнем домашнего уюта, который она олицетворяла.
Это должно было обойтись мне в целое состояние. Я так хорошо справлялась с тем, чтобы не раскидываться деньгами. Это была моя попытка противостоять маниакальным тратам, когда я уходила и не покупала ничего существенного. Тем не менее, я снимала тысячи со своих
Когда ты рос, не имея за душой ничего, кроме нескольких скудных пожитков, и внезапно в твой банк посыпались тысячи, стоило ли удивляться, что я стала безумно тратить?
Я посмотрела налево, где было большое окно, хотя с той высоты, на которой я находилась, я не могла ничего разглядеть. Но я заметила розовые оттенки неба, позволившие мне сделать вывод, что я в значительной степени потратила день на сон. Это безумие.
Обычно я просыпалась, чтобы хотя бы взять бутылку ледяной воды или что-нибудь поесть, чтобы умерить бурление алкоголя в моем желудке. Но я ничего не могла вспомнить…
Некоторое время спустя я корчилась на кровати, отчаянно желая сходить в ванную. Я даже несколько раз раздраженно потянула за запястье в наручнике, громко фыркнув. Я ни за что не стала бы мочиться на кровать, независимо от того, в каком отчаянии была. Это был конфуз, из которого я не могла выбраться, независимо от того, насколько любезно персонал больницы сменил бы простыню.
Щелчок открывающейся двери привлек мое внимание, и я посмотрела в том направлении. Молодая женщина с дружелюбной улыбкой подошла ко мне, поставив поднос, который она держала, на круглый столик, окруженный несколькими стульями. До меня донесся запах свежеприготовленной еды, и у меня потекли слюнки. Мой желудок заурчал на той же волне. Она понимающе усмехнулась.
— Я догадывалась, что ты проголодаешься. Ты уже довольно давно не пила.
Застонав, я сказала:
— Я умираю с голоду, — я показала запястье в наручниках. — Есть шанс, что ты сможешь снять это? Чтобы я смогла, ну, знаешь, сходить в туалет?
— Без проблем, — пробормотала она, вытаскивая маленький ключик из кармана фартука.
Я инстинктивно потерла это место другой рукой. Не то чтобы было больно, но было приятно избавиться от оков.
— Может быть, ты объяснишь, почему на мне наручники?
Ее лицо стало непроницаемым, что мгновенно вывело меня из себя.
— Пользуйся удобствами и приходи есть. Я объясню, что мне позволено.
Ну, в этом не было ничего зловещего.
Я свесила ноги с кровати, ухватившись за шест на колесиках, к которому все еще была прикреплена капельница. Думаю, это составило бы мне компанию.
Я фыркнула, катя его в направлении ванной, на которую она мне указала, делая свои дела и вымывая руки. Я посмотрела на себя в зеркало, только сейчас заметив, что весь мой макияж был смыт, и на меня смотрело мое естественное свежее лицо. Я была одета в потрясающую красную ночную рубашку-сорочку, доходившую до середины бедра. Э-э, это был… другой вид больничного халата. С каждой минутой это становилось все более странным.
Я надеялась, что тот, кто меня переодевал, не избавился от моего платья со вчерашнего вечера. Это было Prada. Впрочем, это был не первый раз, когда кто-то крал мою одежду. Однажды мое дизайнерское платье было обнаружено на аукционе секонд-хендов, где продавалось за смехотворную сумму денег с моим именем. Не то чтобы я не жертвовала приличную одежду, которую больше не носила, на дело, близкое моему сердцу. Дело было в том, что люди крали его и приберегали вырученные средства для своей жадности. Вздох.