Голливудская трилогия в одном томе

Брэдбери Рэй Дуглас

– «Помоги мне убить Констанцию!» – говорила Констанция. Спрашивается, зачем? Ради Жанны д’Арк! Вот ответ. Ей просто до зарезу нужна была эта роль. Она же целый месяц к ней готовилась. Так ведь, Фриц?

– Подожди, я только выну монокуляр и вставлю обратно… – Фриц смотрел на меня застывшим взглядом.

– Послушай, Фриц! Она прекрасно понимает, что эта роль не ее… И все-таки есть один способ, чтобы она смогла стать Святой Жанной!

– И какой же, не скажешь ли?

– Скажу ли! Ей просто нужно было убежать от тебя, вернуться в свое прошлое – и жестко пересмотреть всю свою жизнь… Вырвать с корнем, убить одну за другой все свои сущности, изгнать всех призраков… И только

потом, когда все эти Констанции будут мертвы, можно было приступать к заданию. Только тогда она могла бы попробовать приблизиться к этой роли – только попробовать, без всяких гарантий, что получится. Она ведь в жизни не играла ничего подобного. Такого шанса у нее еще не было никогда. Но все это обретало смысл только при одном условии: она должна убить свое прошлое. Как ты не понимаешь, Фриц? Этим объясняется все, что происходило в последнюю неделю. С Констанцией, со всеми остальными… Все эти ее внезапные появления, исчезновения и воскрешения из ниоткуда…

– Нет, нет! – замотал головой Фриц.

– Не нет, а да, – сказал я. – Как только ты назвал имя, мне сразу все стало ясно. Святая Жанна – вот он, настоящий мотив. Недостижимая мечта всех женщин на этой земле…

– О господи, убейте меня!

– Нет, Фриц! Ты будешь оправдан! Это же ты разгадал этот ребус! Теперь, если мы найдем Констанцию и скажем ей, что, может быть, возможно, не исключено – она получит этот шанс… С некоторой долей… – Я запнулся. – Фриц! Ну, говори…

– Что?

– Если Констанция внезапно преобразится в Орлеанскую Деву… Если она будет выглядеть неправдоподобно молодо, изменится чудесным образом – тогда ты дашь ей эту роль?

Фриц нахмурился.

– Только, пожалуйста, сделай милость, не надо на меня давить!

– Я не давлю. Но послушай. Разве у нее не было в жизни периода, когда она могла сыграть Деву?

– Да, был, – помолчав, сказал Фриц. – Но тогда было – тогда, а сейчас – это сейчас!

– Выслушай меня. Если все же случится чудо – и у нее получится? Просто подумай о ней, как будто – вот она, стоит здесь. А от прошлого абстрагируйся совсем. Вспомни ту Констанцию, которую ты знал когда-то… Ей бы ты дал эту роль – если бы она попросила?

Фриц взял в руки свой стакан. Потом поставил его и наполнил из запотевшего хрустального графина. И наконец сказал:

– Ну, хрен его знает… Наверное, мог бы. Но только не дави на меня. Ради всего святого, не дави!

– Фриц, а если мы найдем ту самую Констанцию и она тебя попросит – согласишься ли ты хотя бы… подумать?

– О господи! – взорвался Фриц. – Мама моя дорогая! Да! Нет! Не знаю!

– Фриц!

– Черт возьми, прекратишь ты ныть или нет! О’кей! Согласен! Но только – подумать!

– Отлично! Потрясающе! Теперь, если только нам удастся…

Независимо от меня мой взгляд заметался по берегу, пытаясь отыскать вдалеке вход в этот чертов водосток. Когда я спохватился – было уже поздно.

И Крамли, и Фриц все просекли.

– А юноша-то, не будь дурак, знает, где Медея, – сказал Крамли.

Знаю, да, конечно, знаю! Сам же и спугнул ее своими идиотскими воплями!

Фриц направил монокуляр на слив водостока.

– Это оттуда ты явился? – спросил он.

– Вот именно – явился не запылился… – фыркнул Крамли.

– Ну да, не я был за рулем… – виновато сказал я.

– Какого черта было вообще лезть в эту сточную канаву? Что толку с того, что ты нашел там свою Раттиган? Ты же снова ее потерял.

Да, потерял! Как это ни прискорбно!

– А может быть… – задумчиво протянул Фриц. – Заметь, я сказал – может быть… ты просто не туда пошел?

– Что значит – не туда?

– Здесь, в этом чокнутом Голливуде, – продолжал

Фриц, – можно ожидать чего угодно. Почему ты так уверен, что путь в водостоке только один? Эти туннели вполне могут разветвляться на несколько направлений.

– На юг, на север, на запад и… – на этом слове я невольно запнулся, – и на восток.

– На восток! – гаркнул Фриц. – Ja, на восток!

В ту же секунду каждый из нас мысленно совершил бросок через холмы и спустился вниз, прямо к Глендейлу. Никто и никогда не бывает в Глендейле. Там можно оказаться только в одном случае.

Если ты умер.

Фриц Вонг подкрутил свой огнедышащий монокуляр, и на губах у него появилась самая порочная из всех улыбок, которые бывают в природе.

– Клянусь своей печенью! – сказал он, взяв в объектив весь восточный фронт. – Это будет грандиозный финал. Сценарий не понадобится. Хотите знать, где она прячется? На востоке! Ушла под землю!

– Куда-куда ушла? – спросил Крамли.

– Это же Раттиган… Хитрая лиса, хищная кошка… Она уходит под землю, прячется в норе, сбегает от позора. Она смертельно устала от всех своих жизней. Единственное ее желание – завернуть их всех в ковер Клеопатры [412] – и поместить в банк Вечности. С глаз долой. В темноту. А под землей места много… – Он выдержал паузу, наслаждаясь нашим ожиданием. – Особенно на Форест-Лаун.

– Господи, Фриц, это же кладбище!

– Кто тут режиссер, в конце концов? – сказал Фриц. – Ты просто не туда свернул – к свежему воздуху, к морю, к жизни… А Раттиган – пошла на восток, на зов Смерти. Смерть позвала ее – от имени их всех. И она ответила им – уже от имени самой себя.

412

Ковер Клеопатры – знаменитый образ, связанный с эпизодом жизни знаменитой царицы Клеопатры и Юлия Цезаря, когда юная Клеопатра, чтобы проникнуть в охраняемый дворец лидера римлян, приказала завернуть ее в ковер, – этот эпизод был не раз представлен в кинематографе лучшими красавицами Голливуда.

– Складно звонишь, – сказал Крамли.

– Ты уволен, – парировал Фриц.

– А я и не нанимался. Что дальше?

– Пойдем и докажем, что я прав!

– То есть, по-твоему, Раттиган спустилась в дождевую канализацию и пешком отправилась на восток – или поехала, или ее подвезли?

– Вот именно! – сказал Фриц. – Так и буду снимать. Это же готовый фильм. Пальчики оближешь…

– Но зачем ей идти именно на Форест-Лаун? – попытался возразить я, смутно подозревая, что не кто иной, как я сам, ее туда и отправил.

– Чтобы умереть! – с торжествующим видом объявил Фриц. – Кто читал повесть Людвига Бемельманса [413] – о старике, который, когда умер, поставил себе на голову зажженную свечу, обвешался венками и, будучи единственным участником похоронной процессии, прошествовал в могилу? Констанция сделала примерно то же самое. Отправилась в последний путь – и теперь уже в последний раз… Ну так что, я завожу мотор? Кто-нибудь еще едет? Поверху поедем – или под землей?

Я посмотрел на Крамли, он – на меня, а потом мы оба – на слепого Генри. Он уловил наши взгляды – и коротко кивнул.

413

Людвиг Бемельманс (1898–1962) – американский писатель, художник, книжный иллюстратор и сценарист, выходец из Австрии.