Голливудская трилогия в одном томе
Шрифт:
– «Помоги мне убить Констанцию!» – говорила Констанция. Спрашивается, зачем? Ради Жанны д’Арк! Вот ответ. Ей просто до зарезу нужна была эта роль. Она же целый месяц к ней готовилась. Так ведь, Фриц?
– Подожди, я только выну монокуляр и вставлю обратно… – Фриц смотрел на меня застывшим взглядом.
– Послушай, Фриц! Она прекрасно понимает, что эта роль не ее… И все-таки есть один способ, чтобы она смогла стать Святой Жанной!
– И какой же, не скажешь ли?
– Скажу ли! Ей просто нужно было убежать от тебя, вернуться в свое прошлое – и жестко пересмотреть всю свою жизнь… Вырвать с корнем, убить одну за другой все свои сущности, изгнать всех призраков… И только
– Нет, нет! – замотал головой Фриц.
– Не нет, а да, – сказал я. – Как только ты назвал имя, мне сразу все стало ясно. Святая Жанна – вот он, настоящий мотив. Недостижимая мечта всех женщин на этой земле…
– О господи, убейте меня!
– Нет, Фриц! Ты будешь оправдан! Это же ты разгадал этот ребус! Теперь, если мы найдем Констанцию и скажем ей, что, может быть, возможно, не исключено – она получит этот шанс… С некоторой долей… – Я запнулся. – Фриц! Ну, говори…
– Что?
– Если Констанция внезапно преобразится в Орлеанскую Деву… Если она будет выглядеть неправдоподобно молодо, изменится чудесным образом – тогда ты дашь ей эту роль?
Фриц нахмурился.
– Только, пожалуйста, сделай милость, не надо на меня давить!
– Я не давлю. Но послушай. Разве у нее не было в жизни периода, когда она могла сыграть Деву?
– Да, был, – помолчав, сказал Фриц. – Но тогда было – тогда, а сейчас – это сейчас!
– Выслушай меня. Если все же случится чудо – и у нее получится? Просто подумай о ней, как будто – вот она, стоит здесь. А от прошлого абстрагируйся совсем. Вспомни ту Констанцию, которую ты знал когда-то… Ей бы ты дал эту роль – если бы она попросила?
Фриц взял в руки свой стакан. Потом поставил его и наполнил из запотевшего хрустального графина. И наконец сказал:
– Ну, хрен его знает… Наверное, мог бы. Но только не дави на меня. Ради всего святого, не дави!
– Фриц, а если мы найдем ту самую Констанцию и она тебя попросит – согласишься ли ты хотя бы… подумать?
– О господи! – взорвался Фриц. – Мама моя дорогая! Да! Нет! Не знаю!
– Фриц!
– Черт возьми, прекратишь ты ныть или нет! О’кей! Согласен! Но только – подумать!
– Отлично! Потрясающе! Теперь, если только нам удастся…
Независимо от меня мой взгляд заметался по берегу, пытаясь отыскать вдалеке вход в этот чертов водосток. Когда я спохватился – было уже поздно.
И Крамли, и Фриц все просекли.
– А юноша-то, не будь дурак, знает, где Медея, – сказал Крамли.
Знаю, да, конечно, знаю! Сам же и спугнул ее своими идиотскими воплями!
Фриц направил монокуляр на слив водостока.
– Это оттуда ты явился? – спросил он.
– Вот именно – явился не запылился… – фыркнул Крамли.
– Ну да, не я был за рулем… – виновато сказал я.
– Какого черта было вообще лезть в эту сточную канаву? Что толку с того, что ты нашел там свою Раттиган? Ты же снова ее потерял.
Да, потерял! Как это ни прискорбно!
– А может быть… – задумчиво протянул Фриц. – Заметь, я сказал – может быть… ты просто не туда пошел?
– Что значит – не туда?
– Здесь, в этом чокнутом Голливуде, – продолжал
– На юг, на север, на запад и… – на этом слове я невольно запнулся, – и на восток.
– На восток! – гаркнул Фриц. – Ja, на восток!
В ту же секунду каждый из нас мысленно совершил бросок через холмы и спустился вниз, прямо к Глендейлу. Никто и никогда не бывает в Глендейле. Там можно оказаться только в одном случае.
Если ты умер.
Фриц Вонг подкрутил свой огнедышащий монокуляр, и на губах у него появилась самая порочная из всех улыбок, которые бывают в природе.
– Клянусь своей печенью! – сказал он, взяв в объектив весь восточный фронт. – Это будет грандиозный финал. Сценарий не понадобится. Хотите знать, где она прячется? На востоке! Ушла под землю!
– Куда-куда ушла? – спросил Крамли.
– Это же Раттиган… Хитрая лиса, хищная кошка… Она уходит под землю, прячется в норе, сбегает от позора. Она смертельно устала от всех своих жизней. Единственное ее желание – завернуть их всех в ковер Клеопатры [412] – и поместить в банк Вечности. С глаз долой. В темноту. А под землей места много… – Он выдержал паузу, наслаждаясь нашим ожиданием. – Особенно на Форест-Лаун.
– Господи, Фриц, это же кладбище!
– Кто тут режиссер, в конце концов? – сказал Фриц. – Ты просто не туда свернул – к свежему воздуху, к морю, к жизни… А Раттиган – пошла на восток, на зов Смерти. Смерть позвала ее – от имени их всех. И она ответила им – уже от имени самой себя.
412
Ковер Клеопатры – знаменитый образ, связанный с эпизодом жизни знаменитой царицы Клеопатры и Юлия Цезаря, когда юная Клеопатра, чтобы проникнуть в охраняемый дворец лидера римлян, приказала завернуть ее в ковер, – этот эпизод был не раз представлен в кинематографе лучшими красавицами Голливуда.
– Складно звонишь, – сказал Крамли.
– Ты уволен, – парировал Фриц.
– А я и не нанимался. Что дальше?
– Пойдем и докажем, что я прав!
– То есть, по-твоему, Раттиган спустилась в дождевую канализацию и пешком отправилась на восток – или поехала, или ее подвезли?
– Вот именно! – сказал Фриц. – Так и буду снимать. Это же готовый фильм. Пальчики оближешь…
– Но зачем ей идти именно на Форест-Лаун? – попытался возразить я, смутно подозревая, что не кто иной, как я сам, ее туда и отправил.
– Чтобы умереть! – с торжествующим видом объявил Фриц. – Кто читал повесть Людвига Бемельманса [413] – о старике, который, когда умер, поставил себе на голову зажженную свечу, обвешался венками и, будучи единственным участником похоронной процессии, прошествовал в могилу? Констанция сделала примерно то же самое. Отправилась в последний путь – и теперь уже в последний раз… Ну так что, я завожу мотор? Кто-нибудь еще едет? Поверху поедем – или под землей?
Я посмотрел на Крамли, он – на меня, а потом мы оба – на слепого Генри. Он уловил наши взгляды – и коротко кивнул.
413
Людвиг Бемельманс (1898–1962) – американский писатель, художник, книжный иллюстратор и сценарист, выходец из Австрии.