Голливудские мужья

Коллинз Джеки

– Я буду скучать без тебя, – простонала она, будто они уезжали не на два дня, а на два месяца.

– Я тоже, сладушечка.

– Что я буду целыми днями делать?

– Тратить деньги.

Эта мысль пришлась ей по вкусу, и она заметно приободрилась, позволив ему вырваться из дому без дальнейших обсуждений.

По пути в аэропорт «Бербэнк» он, сидя на заднем сиденье лимузина, принял порцию кокаина и на борт самолета компании поднялся уже в настроении бойцового петуха.

– Мягкой посадки, – пожелала Мелани-Шанна.

Мэннон лишний раз убедился, что на женщин у него хороший вкус. Возможно, свою роль здесь играла беременность, но, прощаясь с ним у дверей их особняка на бульваре Сансет, Мелани-Шанна выглядела прекрасно, прямо лучилась здоровьем.

Он даже на мгновение забыл об Уитни.

– Чем займешься в выходные? – спросил он, кажется, впервые за долгое время.

– Сама не знаю – то и се. Может, пройдусь по магазинам для новорожденных.

– Отличная мысль. Он чмокнул ее в щеку.

Она тут же откликнулась – повернула к нему лицо и поцеловала его в губы.

Он ощутил ее приятное, отдающее запахом вишни дыхание, потом легонько отстранил.

– Я из-за тебя на самолет опоздаю, – пошутил он.

– Я думала, таких великих актеров самолеты ждут, – сказала она с намеком.

Он чувствовал – она его хочет. Ее зов был слышен ясно и громко. Он заколебался. Они не занимались любовью уже больше месяца. А сейчас она в положении, вроде бы не время.

– Ладно, девочка, мне пора, – решился он. – Развлекись немного.

И, широко шагая, направился к длинному лимузину, забрался внутрь и исчез из вида.

Ее знаменитый муж уехал на выходные, и она будет без него скучать. И почти все время терзать себя – чем он там занимается, кто его окружает? Ведь женщины, если им встречается известный киноактер, напрочь забывают о стыде. На лице у каждой написано: только пожелай – и я твоя.

Мелани-Шанна вернулась в дом, надеясь, что ни в чьи сети он не попадется.

Звонил телефон. Трубку раньше ее сняла мексиканка – домработница.

– Вас, хозяйка, – позвала она.

Мелани-Шанна взяла трубку, не представляя, кто бы это мог быть. Подруг она не заводила, предпочитая всегда быть в распоряжении Мэннона. Когда он только привез ее в Голливуд, жены Беверли-Хиллс хотели взять ее в оборот и засыпали приглашениями: там ленч, тут благотворительный вечер, здесь демонстрация мод. Но все приглашения она вежливо отклоняла, и в конце концов ее оставили в покое.

– Алло, – сказала она робко.

– Привет, милочка, – услышала она голос Поппи Соломен, не узнать которую было нельзя. – На сей раз я не желаю слышать никаких «нет». Мужья нас бросили, и завтра у нас с тобой ленч в «Бистро-гарден», а потом ма-лю-юсенькая прогулка по Родео.

– Ой, Поппи, да я…

– Я же говорю, дорогая, на сей раз – никаких отговорок. Я приглашаю тебя на ленч и ничего знать не желаю.

– Приветствую вас на борту самолета, – радостно воскликнул Хауэрд.

Мэннон улыбнулся – и все мысли о Мелани-Шанне и ее зовущей свежести вмиг улетучились.

– Рад составить вам компанию, мистер Соломен.

– Надо,

чтобы все выходные мы провели в счастливом полете, – пожелал Хауэрд. – По-моему, нам самое время развлечься и расслабиться, а?

– Я – за! – согласился Мэннон, с шумом опустившись в кожаное кресло.

Салон самолета был отделан, как роскошная комната для совещаний. Сплошь кожа и медь, гладко отполированные столы, искривленная стойка бара. Тут же две привлекательные стюардессы – австралийка и огненно-рыжая англичанка. Одеты в бежевые габардиновые юбки и такие же приталенные пиджачки, над правым нагрудным карманом шла фирменная надпись: КЛИНГЕР, ИНК.

– Вам что-нибудь нужно, мистер Кейбл? – спросила австралийка.

– Смотря что вы имеете в виду. – На стандартные реплики Мэннон был мастер. Двусмысленности он любил.

– Водка. Виски. Ром. «Перье». Содовая. «Севен-ап». Кока…

– Стоп! – он засмеялся. – Виски со льдом будет в самый раз.

Она улыбнулась.

– Хорошо, сэр, – сказала она и ушла.

Мэннон посмотрел ей вслед. Какие бедра! Под непорочным габардином скрывалось нечто многообещающее.

– Где Джек? – спросил Хауэрд. Мэннон потянулся.

– Понятия не имею. Опаздывает?

Хауэрд глянул на часы.

– На несколько минут. Должен вот-вот появиться. Он ездил смотреть дом или что-то в этом роде.

– Дом?

– Ну да. Знаешь, это такое здание с четырьмя стенами и окном.

Австралийка принесла Мэннону выпить, на подносике также лежали матерчатая салфетка и серебряное блюдце с орешками. Подавив желание ущипнуть ее за попку, он снова повернулся к Хауэрду.

– Зачем Джеку дом? Уж не собрался ли легализоваться?

Хауэрд скорчил гримасу.

– Почем я знаю?

– «Юниверсал» сует мне сценарий, где надо сниматься с Клариссой, – сообщил как бы между делом Мэннон. – Боюсь, работать с ней – не шибко большое развлечение. Как считаешь?

– Я считаю, тебе надо сниматься на «Орфее», – недовольно, зато с уверенностью заявил Хауэрд. – Господи, неужели в твоем организме не осталось ни одной клеточки, которая помнит, что такое – старая дружба?

– Предложи что-нибудь, старина, я подумаю.

– Актеры, мать вашу! – выругался Хауэрд. – Пока карабкаетесь наверх, готовы ползать на коленях, лишь бы вас сняли – хоть как, хоть без слов. Но стоит пробиться – все, не подходи, а уж кто становится звездой, из того дерьмо так и прет, стоит ему рот открыть! Я, между прочим, помню о тебе, как о друге.

Мэннон засмеялся.

– А я помню о тебе.

Джека пришлось ждать двадцать минут – наконец, его шаги загромыхали по трапу самолета.

– Пробка за пробкой, – объяснил он, предупреждая упреки.

– Что там за хреновина насчет дома? – спросил Мэннон.

– Видел. Понравилось. Снял.

– Ладно, бродячий цирк отправляется в путь, – нетерпеливо вмешался Хауэрд. – Дождались! Раз-два – и вперед, не торчать же два дня в этом дурацком самолете! – Он взял переговорное устройство и обратился к пилоту. – Все пассажиры на борту. Полетели!