Голливудский зоопарк
Шрифт:
Сейчас он одарил ею Санди.
– Что скажешь? Родители возражать не станут?
– Какой он добрый и симпатичный, – подумала она.
– Конечно, я смогу. Семестр заканчивается завтра, у меня нет определенных планов.
– Отлично! Начнем готовиться. Сними свою одежду. Я дам тебе рубашку. Распусти волосы, сейчас они не смотрятся.
Санди задумалась. Что за фотографии он намерен делать? Она еще колебалась, когда он бросил ей рубашку. Он заметил ее состояние.
– Ты будешь демонстрировать одежду, дорогая, купальники
Он занялся фотокамерой.
Она отправилась на второй этаж, захватив с собой рубашку. Надела ее поверх лифчика и трусиков. Все выглядело вполне пристойно. Распустив волосы, Санди зашагала вниз по лестнице.
– Господи, – подумал Раф, – на сей раз мне повезло. Эта девушка – сущая находка. У нее были невообразимо длинные ноги. Раф представил себе, как великолепно она будет выглядеть на снимках. Контур ее грудей вырисовывался через ткань. У Санди была особенная походка. Очень, очень сексуальная.
Он снимал девушку в течение часа. Она без труда принимала нужные позы. Он не мог дождаться, когда она снимет рубашку. Санди волновала Рафа, он решил, что она способна украсить эту поездку.
Завершив все приготовления, он отправился с ней в Марокко.
Раф, привыкший смотреть на женщин как на элемент комфорта, был совершенно очарован Санди.
Из-за холодности ее тети Санди стала проводить с ним все больше и больше времени. В день ее семнадцатилетия Раф переспал с девушкой, и вскоре она перебралась к нему в студию.
Тетя Джесмин восприняла это событие так, как она воспринимала все в жизни – не разжимая губ, молча.
– Я буду звонить, – пообещала Санди.
Тетя Джесмин выразила свое неодобрение только пожатием плеч.
Раф был первым близким для Санди человеком, не считая умерших родителей. Она прожила с фотографом несколько месяцев, закончила последний семестр в академии. Раф занимался своей работой. Затем появились фотографии Санди, сделанные в Марокко; телефон в редакции журнала раскалился – все хотели узнать, кто эта девушка. Ей предлагали сниматься в рекламе шампуня и зубной пасты; Санди получила приглашение пройти кинопробу.
Раф ходил мрачный; Санди ликовала.
Редактор журнала хотел, чтобы Раф немедленно сделал новую серию фотографий с Санди. Раф отговорил ее от работы над рекламными клипами, хотя ей обещали большие деньги. Но она упорно твердила, что хочет пройти кинопробу.
Раф взял ее в Рим; пока он фотографировал, девушка влюбилась в город. Он напоминал ей Рио.
Раф переживал – ему не хотелось делить Санди с кем-то. Впервые за все время их совместной жизни он стал встречаться с другими женщинами, напивался до ее возвращения домой, грубил ей в присутствии общих друзей.
Она не понимала, почему он стал с ней резким. Что она ему сделала?
Но он не мог объяснить свое отношение к ее успеху, признаться, что боится потерять Санди.
Она
– Соглашайся, – с горечью сказал Раф, – у нас и так все почти кончено.
Чтобы поставить точку над I, он заявил ей, что у него есть другая женщина.
Санди имела успех в Риме; она снялась в нескольких лентах, где главная ставка делалась на ее физическую привлекательность.
Мысли о том, чтобы стать «серьезной актрисой», отошли на второй план. Она наслаждалась вниманием, которое ей уделяли везде.
Итальянские мужчины буквально осаждали девушку, но ее сердце все еще принадлежало Рафу. Он был у нее первым, она любила его. Точнее, считала, что любит.
Затем появился Пауло. Граф Пауло Дженерра Риццо. Он принес ей одни несчастья.
– Мисс Симмонс.
В дверь гримерной постучали.
– Мисс Симмонс, вас ждут на съемочной площадке.
Она машинально посмотрелась в зеркало и поняла, что пропустила ленч. Ладно, пора возвращаться к очаровательному Эйбу Стейну и неотразимому Джеку Милану, который не сказал ей ни единого слова. Славное начало ее работы в Голливуде!
На съемочной площадке царило оживление. Слух о том, что снимается эпизод с обнаженной натурой, привлек сюда многих работников студии. Санди заметила здесь мужчин с камерами, которых до ленча на площадке не было. Джек Милан и Эйб Стейн отсутствовали.
К Санди подошел гример, с которым она спорила утром. Тема пререканий, по мнению Санди, была нелепой. Она хотела самостоятельно накрасить глаза, а гример возражал. Это вызвало недовольство Санди – она знала свое лицо значительно лучше, чем человек, который видел ее пять минут. Она настояла на своем, и гример выбежал из комнаты в ярости, бормоча что-то насчет «безмозглых иностранок».
Теперь он подошел к ней с набором косметики и губкой. Предложил снять платье.
– Я должен проверить тон на теле.
Она бросила возмущенный взгляд на мужчину, который собрал вокруг них группу зевак, надеявшихся на бесплатное зрелище.
– Где женщина, которая делала это утром? – спросила Санди.
– На другой площадке. Не строй из себя скромницу, все уже видели твои сиськи!
Она почувствовала, что ее лицо вспыхнуло, бросилась прочь со съемочной площадки и налетела на Джека Милана и Эйба.
– Куда ты мчишься, милая? – спросил Эйб, схватив своими мясистыми пальцами Санди за руку. – Давай закончим съемки этой сцены.
Он вернул ее на площадку.
Санди внезапно поняла, что не сможет снять платье в присутствии всей съемочной группы. Она обратилась к Эйбу:
– Р. Италии, когда снимается подобный эпизод, на площадке остаются только самые необходимые из технических работников. Я бы хотела, чтобы здесь было так же, пожалуйста. – Неужели? Эйб откашлялся и сплюнул.
– Это не Италия, дорогая, и все эти парни мне необходимы.