Голод. Дилогия
Шрифт:
Через лигу Айра обогнала повозку и встала перед лошадью. Животное остановилось, и сквозь скрип замирающих деревянных колес Айра услышала спокойный голос:
– У меня самострел.
– Я слышала, как ты взводила рычаг, – ответила Айра. – Хотела бы – давно убила тебя.
– Значит, не хочешь? – раздался сухой смех.
– Ты крючница? – уточнила Айра. – Я слышала, что у хеннов женщины убирают трупы с поля битвы.
– А ты что спрашиваешь? – огрызнулась из-под полога черная. – Или глаза вылезли? Неужели не хеннка? Не совсем чисто говоришь. Чего надо?
–
– Зачем мне помощница? – выругалась черная.
– Помогать, – ответила Айра. – У костра с тобой сидеть. По имени тебя называть. Я не хеннка, но знаю правила. Ты не можешь мне отказать.
– Я убить тебя могу, – проскрипел голос.
– Но не хочешь, – заметила Айра.
– Зачем тебе это? – медленно выговорила черная. – Хуже, чем быть крючницей, – только быть мертвой.
– Так нет у меня другой возможности в живых остаться, – вздохнула Айра. – Сама посмотри, что вокруг творится! Всякий теперь под руку со смертью ходит. Не хеннка я, но бросила мужа-хенна. Убить он меня хотел.
– Так и крючницы гибнут, – заметила черная и высунулась из-под полога, показав Айре в свете Селенги худое, безжизненное лицо. – Раньше и в самом деле приходилось большей частью только трупы ворочать, а теперь по прихоти танов порой и рубить приходится мертвых, чтобы не расползались, чтобы не топтали землю. Рубить и жечь.
– Лучше рубить мертвых, чем живых, – ответила Айра.
Долго молчала черная, потом спросила:
– У костра меня заприметила?
– Да, – кивнула Айра.
– А доля вольных торговок не прельщает?
– Нет, – мотнула головой Айра. – Продавать товар еще могу, а вот собирать его не сумею. Да и собой приторговывать не хочется.
– Со мной ты собственное сердце продашь, – неожиданно проскрипела черная.
– Это уж как получится, – вздохнула Айра. – А что, если продано оно уже?
– Имя твое? – прищурилась черная.
– Зови меня Норой, – назвала Айра имя собственной матери.
– Меня Хайтой зовут, – наконец вымолвила черная. – Садись, девка. Вот ведь свалилась на голову. А ведь могла ты меня убить, могла. Это главное, понимаешь?
Глава 2
Воскрешение
Марик даже не сразу понял, отчего он пришел в себя – то ли от жара, припекающего спину и ноги, то ли от тяжести, сдавливающей грудь. Ко всему прочему, мучительно ныл затылок. Марик поморщился и протянул руку, чтобы потереть набухшую шишку.
– Ну жив, демон, – совсем близко раздался сдавленный голос Насьты. – Да не дергайся ты, парень, а то сквашусь в один миг.
Марик приоткрыл глаза и сквозь полумрак разглядел округлую физиономию.
– Ты что здесь? – прошептал, словно кто-то мог его подслушать. – Чего лежишь-то на мне?
– А где ж мне еще лежать-то? – выпятил губы Насьта. – Эх, был бы ты помягче, а то я на тебя как на скалу грохнулся! Повезло мне с тобой, приятель! Это ведь ты такой несъедобный, а я очень даже аппетитный. Прямо как тот сайд, которого я успел подстрелить, прежде чем наш мнимый слепой мне и Кессаа на горло какие-то колдовские удавки накинул! Ну ты-то не видел, тебе Рох по башке вдарил. Но одного я подстрелил! Кессаа как раз с ведьмой этой сцепиться собиралась – ну он и высунулся из ворот с луком. Стрелу мою в рот так и поймал. Его сразу за нами в подземелье бросили. Сейчас справа от тебя только груда тряпья лежит, а ночью я имел наслаждение слушать, как течень его глотает. Поленились наши противники предать земле своего же воина. И то верно: зачем столько трудов, когда можно без напряга с похоронами управиться? Да что с похоронами – его вниз еще живого бросали!
Продолжая морщиться, Марик разглядел в десятке локтей над головой Насьты светящийся лучами Аилле пролом, перевел взгляд на затянутые паутиной своды и наконец увидел изжеванные окровавленные тряпки.
– Да не ерзай ты! – заволновался Насьта. – Если я с тебя свалюсь, так в то же самое превращусь. Слушай, а зря ведь Рох тебе покупал серебряные сосуды: ты бы и так по теченю прошел.
– Арух его зовут, а не Рох, – сказал Марик и вдруг понял, что не выполнил он долга своего, что не уберег сайдку, и осознание собственного бессилия и позора едва ли не судорогами скрутило его.
– Да что ж ты! – вцепился ему в плечи Насьта. – Тише, приятель, тише! Меня не меньше твоего тут корчило, да уж что случилось, то случилось. Исправлять беду надо, а не в судорогах биться! А то ведь один сейчас в этом подземелье останешься.
Марик замер, отдышался, дождался, пока Насьта разожмет побелевшие пальцы на воротнике его куртки, проговорил глухо:
– Выбираться отсюда надо.
– Хорошо бы, – согласился Насьта.
– Выбираться и искать Кессаа.
– Конечно-конечно, – закивал Насьта, но тут же спросил: – А как?
Марик еще раз огляделся. Спину и ноги жгло, но жжение исходило от татуировки: с теченем она пока справлялась, но испытывать магию Лируда бесконечно не хотелось, да и сбросить надо было вовсе не легкого ремини.
– Сможешь немного повисеть вон там?
Марик протянул руку. В десятке шагов в сложенной из темных кирпичей пыльной стене торчал металлический крюк.
– Не очень долго, – прищурился Насьта. – Ты доползешь туда?
Марик дополз, упираясь ладонями и пятками в покрытый грязными подтеками пол. Насьта осторожно поднялся на ноги, проминая крепкий бальский живот и, подергав за крюк, повис на нем.
– Вот и ладно.
Марик встал на ноги, с облегчением расправил плечи, помахал руками. Ощутимо его примял ремини при падении – как только ребра не переломал?..
– Не лучшее ты время для упражнений выбрал! – попытался пошутить Насьта.
– Подожди! – Марик поднял руку и прислушался. Над головой стояла тишина, только где-то в отдалении слышался звук топора.
– Лес рубят, – согласился Насьта. – Это хорошо. Значит, рядом лес.
– Может быть, головы кому сносят? – не согласился Марик и присел на корточки. На полу были разбросаны их вещи. Точнее, то, что от них осталось. Выпотрошенные мешки, порубленные меха для воды.