Голод. Трилогия

Стрибер Уитли

Зажигалка нагрелась, и Лео уменьшила пламя. Промчался еще один поезд – очень быстро, и ей показалось, что линия на самом деле проходит где-то у нее над головой. Подняв зажигалку, она осмотрела потолок. Внимание Лео привлекли темные четырехугольники, похожие на люки. Они были окружены длинными сталактитами, свисавшими с их краев. Угасающее пламя не позволяло увидеть много… но, по крайней мере, люки были не в полу, занятом полчищами крыс Лео подошла к бетонной стене и взглянула наверх. Ее роста вполне хватит, чтобы ухватиться за край четырехугольника. Она потушила зажигалку и положила ее в карман. Сразу же послышалась возня, сопровождаемая визгом, свидетельствовавшим о жестокости, голоде и, возможно, каких-то изменениях, которые

произошли с крысами, время от времени питавшимися останками вампиров.

Когда Лео подтянулась, ее голые руки скользнули по густой жирной грязи, а крысы набросились на нее, как бешеные собаки, хватаясь зубами и когтями за сапоги и брюки. Извиваясь, загоняя внутрь собственный крик, она пинками сбросила их с себя и затащила тело в пространство, открывшееся у нее над головой. Ее голова с такой силой врезалась в бетонный потолок, что из глаз посыпались искры. Но, по крайней мере, здесь не было крыс. Спустя мгновение Лео стояла, потирая ушибленное место и пытаясь собраться с мыслями, когда неожиданная боль обожгла шею. Протянув руку, Лео вцепилась в упругое извивающееся тело, затем содрала с себя крысу, погрузила пальцы в ее горло и держала так, пока визг твари не перешел в тихое кудахтанье. Затем наступила тишина, подергивания тела сначала стали беспорядочными, а потом и вовсе затихли.

Лео прислушалась. Ничего, вокруг нее все спокойно, крысам сюда не попасть, а эта, должно быть, прицепилась к ее брюкам. Она отбросила дохлую крысу, достала зажигалку и, держа высоко над головой, снова зажгла ее.

В полумраке мерцали золоченые рамы, по полусгнившим гобеленам мчались грациозные всадники, какие-то тускло блестевшие предметы лежали грудой у дальней стены. Пораженная, с трясущимися руками, Лео убрала зажигалку. Сердце пронзила сладкая мука полузабытых воспоминаний: дароносица… первое причастие… Внезапное, совершенно неожиданное появление этого предмета там, где его просто не должно было быть, сбросило с нее тяжесть долгих лет, избавило от наросшей сверху скорлупы жизни.

Лео держала в руках тяжелую дароносицу, уставившись на темное стеклянное отверстие, где когда-то находилась белая облатка, уложенная туда заботливыми руками благочестивого священника. Она мысленно увидела себя в детстве, и сердце наполнилось таким ощущением радости, что Лео невольно вскрикнула.

– Это золото, – объявила она темноте.

Лео продолжала рассматривать собранные здесь сокровища. Картины были почти полностью уничтожены – осталось лишь прогнившее полотно и несколько пятнышек краски. Вот как сложилась судьба великолепных образцов Гудзоновской речной школы,

[10]

демонстрирующих призрачное величие Катскилл

[11]

и далекие солнечные дни… Это был мир во всей своей истинности и красоте, и рука, которая его рисовала, была подлинно священной. Лео было бесконечно жаль, что эти чудесные произведения оказались здесь в ожидании своей неминуемой гибели.

В стенах были дыры, и Лео понимала, что они означают. Огромные пули повредили картины и превратили нечто ценное в россыпь осколков цветного стекла на полу. Рядом с ними валялись в пыли изумруды, рубины и жемчуг, а также странно изогнутый сюртук с целлофановым воротничком, который, как она подозревала, хранил изуродованное тело, серое от пыли и разорванное на части… но жизнь еще теплилась в нем.

«Никогда не притрагивайся к ним», – предупреждала Сара Робертс, и, когда холодные костяные пальцы сомкнулись на ее запястье, Лео поняла почему: ее рука была поймана словно в наручники из стали. Лео увидела, что из-за потрескавшихся, разбитых губ появились зубы, черные, высохшие, как веревки, мышцы искривили высохшую кожу в улыбке, которая выражала ненависть, жестокость и презрительную иронию. Казалось, эта улыбка говорила: и ты смогла проделать такое, маленькое жалкое животное?

Инстинкт взял свое:

Лео начала колотить по руке, пытаясь вырваться. Тело развалилось на кусочки, рука с сухим треском и глухим «поп» отскочила от туловища и растянулась в грязи, покрывавшей пол; пальцы начали щелкать, словно клешни краба.

Лео подпрыгнула и попыталась ухватиться за потолок – так тонущий подводник стремится раздвинуть ограничивающие его железные пределы. Затем побрела дальше, споткнулась, полетела вперед и, проскочив сквозь сгнивший гобелен, ударилась о стену и сползла по ней на пол. Лео повернулась, почувствовав что-то мягкое, затем прорвалась через какую-то материю.

Появился свет! Лео начала прокладывать себе дорогу и внезапно оказалась в месте столь отличном от того, где только что была, что от растерянности запуталась в материи и вместе с ней рухнула на пол. Барахтаясь и кувыркаясь, она сорвала с лица ткань, встала на ноги и… обнаружила, что стоит на нижнем этаже магазина мужской одежды в Блумингдейле, куда ввалилась, обрушив вешалку с одеждой в нише у стены.

Лео все еще сжимала в руках дароносицу, переводя взгляд от лица к лицу: пожилой покупатель медленно облизывал губы; женщина выдохнула звук, похожий не то на смешок, не то на вскрик ужаса… Что касается продавца, то его лицо выражало целую гамму эмоций: изумление, недоумение, растерянность…

Высокий черный мужчина, который примерял пиджак от великолепного костюма, сумел выдавить:

– Черт знает что.

Его дочка-подросток, порывшись в своей сумочке, произнесла нежным, хорошо поставленным голоском:

– Можно взять у вас автограф?

Глава 11

Музыкальная комната

Лилит снова нажала кнопочку на толстой палочке, стараясь скользить пальцами как можно быстрее. И хотя одно изображение моментально сменяло другое, ей казалось, что замена происходит медленно. Когда Властительница достаточно успокоилась, чтобы осмотреть окружающую обстановку, то поняла, что «Sony» (так было написано под окошком) – коробка, содержащая тысячи и тысячи картинок, нарисованных так подробно, со множеством мелких деталей, что изображение казалось реальным. Они быстро пробегают одна за одной, и для медленного человеческого глаза создается полное впечатление движения. Однако достаточно слегка сосредоточиться, и сразу виден поток отдельных изображений.

Воспользовавшись часами, которые были на запястье у все еще лежавшей без сознания женщины, Лилит насчитала 750 картинок за пол-оборота тоненькой стрелки на циферблате. Она никогда не измеряла время такими малыми порциями – неужели за этот промежуток можно показать столько картинок, да еще и под разными углами зрения? К тому же они все поместились в коробке «Sony» и не переполнили ее… Сплошные тайны!

Одна или две последовательности картинок были на других языках, но большинство сопровождалось английской речью. Лилит решила воспользоваться «Sony», чтобы расширить свои языковые знания, в этом ей очень помогли упражнения в красноречии Хэмфри Богарта и Лорен Баколл, Роберта Митчема и Джона Уэйна. Она выслушивала длинные диалоги о фактах и предметах, разглядывала картинки и пришла к заключению, что мир людей действительно разросся до огромных пределов. Каир больше не был центром мира. Центр – этот огромный город. Или, возможно, другое место, заполненное белыми статуями, или еще одно, отличавшееся от других высокой серой башней, называемой Эйфелевой. Она впервые увидела поезда, самолеты и авиакатастрофу, Теда Хита, Рози О’Доннел, Луи Пастера, Опру Уинфри, королеву Hyp, Вольфа Блитцера и Адольфа Гитлера. Что касается последнего – не являлся ли он созданием Властителей, которые позволили ему править специально для того, чтобы не дать разрастаться человеческому поголовью? Те же самые мысли возникли у нее в голове, когда она узнала о Сталине и коммунизме, который, очевидно, тоже был изобретен ее соплеменниками.