Голодный ген
Шрифт:
Римляне, чье чревоугодие в период упадка империи стало притчей во языцех, отнюдь не одобряли тучности — особенно у женщин. Чтобы сохранить изящество форм, знатные римлянки в угоду мужьям и отцам морили себя голодом, иногда до смерти.
Будду принято изображать довольно-таки полным, безмятежно улыбающимся человеком, сидящим в позе лотоса. Почему-то для него делается исключение, вообще же на Востоке переедание извечно считалось духовной слабостью и даже болезнью. В японском «Каталоге недугов» (yamai-zoshi), датированном XII веком, содержится иллюстрированный список, включающий 22 заболевания — от дурного запаха изо рта до гермафродитизма. Одна из картинок этой книги стала чрезвычайно популярной и нередко воспроизводилась отдельно от «Каталога»; сейчас ее можно увидеть, например, в Музее изобразительных искусств города Фукуока. На рисунке черной тушью изображена стоящая госпожа — такая полная, что две служанки (чуть менее дебелые) вынуждены поддерживать ее под локти. Подпись гласит: «Богатая ростовщица, которая ела так много, что ее слишком
Средневековые христианские философы осуждали плотские удовольствия вообще. В перечнях смертных грехов, составленных в разное время св. Амвросием и св. Августином, чревоугодие стоит в одном ряду с похотью, леностью, завистью, жадностью и гордыней. Оно в высшей степени недостойно, и в Евангелии приводятся сетования Христа на то, что иные люди принимают его за чревоугодника, так как он не отказывается от угощения (в отличие от Иоанна Крестителя, питавшегося акридами и никогда не пившего вина). [8]Конечно же, на самом деле Мессия был умерен в еде, недаром во всех описаниях он предстает худощавым и даже истощенным. Апостол Павел осуждал тех, кто служит «не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву», [9]видя в таком поведении духовное уродство. Историк X. Шварц в книге «Вечно неудовлетворенный» отмечает, что теологи Средневековья «отводили обжорам место в аду, где бесы будут потчевать их зловонными жабами из затхлых болот, приправленными соусами из серы».
Следует отметить, что тучность сама по себе подвергалась в средневековой Европе меньшему осуждению, чем чревоугодие. Этому факту можно найти множество допустимых объяснений, но, наверное, самое простое и логичное из них таково: среди лиц духовного звания располневших людей встречалось значительно больше, нежели среди паствы. Взять хоть литературу: толстый священник — чуть ли не клише; тут и чосеровский жизнелюбивый Монах, и спутник Робин Гуда Братец Тук, и многие другие. Оно и понятно: бедные грешники могли наесться досыта только после охоты или сбора урожая, не то что церковники, жившие за счет особого налога с паствы, десятины. Возникало явное несоответствие: в храмах проповедуется воздержание в еде, а их служители толсты; из соображений идеологических вполне естественно было разделить причину и следствие, не связывать тучность с перееданием. Характерно, что в средневековых литературных текстах далеко не все обжоры изображены ожиревшими, иногда они на удивление сухощавы и подтянуты.
Ренессанс и Реформация изменили взгляд общества на многие вещи. Грех чревоугодия из предмета проповеднического осуждения превратился постепенно в объект медицинского обсуждения. В XVIII веке появилось около 30 научных трудов на сей счет, написанных, конечно же, на латыни. Наиболее известный из них, «Рассуждение о природе, причинах и способах лечения тучности», был издан в Англии и принадлежал перу голландского врача Малькольма Флеминга. В 1757 г. он представил свой трактат на собрании Лондонского королевского общества докторов. К этому времени интерес английских медиков к проблеме был уже достаточного высок, доклад вызвал много разговоров в их кругу.
Флеминг считал ожирение опасным и губительным, людей же, страдающих от избыточного веса, — жертвами наследственной предрасположенности или, как он несколько расплывчато выражался, склонности, выходящей из-под их контроля, а не грешными или безвольными существами. Ученый обратил внимание на то, что некоторые толстеют быстрее и легче других — это и есть склонность. Он писал: «Люди, склонные к полноте, не задумываются о необходимости похудания до тех пор, пока собственная грузность не лишит их возможности выполнять необходимые для уменьшения веса физические упражнения с максимальной пользой».
За столетие до дарвиновского «Происхождения видов», тем более задолго до открытия основных принципов генетики, Флеминг предположил, что «склонности» — это не отклонения характера, а скрытые механизмы, намертво вмонтированные в организм человека.
Вообще-то мысль о том, что индивидуальные черты наследуются и «подобное порождается подобным», стара как мир. Однако способ, которым поддерживается такая преемственность, на протяжении веков оставался темен и непонятен. Аристотель в IV веке до н. э. предполагал, что каждый отдельный признак каждого организма изначально скрытно таится в менструальной крови матери и начинает активно развиваться при встрече со сперматозоидами отца. Приблизительно через два тысячелетия британский врач Уильям Гарвей, снискавший известность как создатель революционного учения о системе кровообращения человека, говорил, опираясь на теорию Аристотеля, что все наследственные признаки заложены в яйцеклетке. Пьер Луи Моро де Мопертюи, французский ученый, последователь Ньютона, в книге «Телосложение Венеры», опубликованной в 1745 г., предложил несколько иную версию. Он предугадал многое, в том числе идею естественного отбора, позже сформулированную Чарлзом Дарвином, и допустил, что в формировании черт нового организма
Ни один из авторов «догенетического» периода не имел ни малейшего представления, почему лошади рождают только и именно лошадей, а гуси — гусей и по какой причине единокровные братья и сестры похожи друг на друга. Но было очевидным, что рост мужчины или цвет волос женщины определяются не личным характером индивидуума, а соотносятся с соответствующими особенностями его родителей. Флеминг полагал, что склонность к тучности тоже имеет наследственное происхождение, и в этом суждении опережал своих современников. К тому же у него было достаточно здравого смысла, чтобы признать: патологическое ожирение является не внешним проявлением грешной внутренней сути, а болезнью. «Тучность, — писал Флеминг, — недуг, требующий врачевания, ибо он весьма затрудняет осуществление важнейших жизненных отправлений, укорачивает земной срок и мостит жизненный путь булыжниками опасностей».
Флеминг поведал нам историю 45-летнего врача, джентльмена среднего роста, который, веся около 136 кг, мог самостоятельно пройти пешком не более 400 м. Не в силах совершать ежедневные обходы пациентов, несчастный имел вполне реальный шанс расстаться со своей врачебной практикой. Флеминг взялся ему помочь, но не предложил ни голодания, ни усиленных физических нагрузок: «Привычка к обильной пище и питью так глубоко укоренилась, что вряд ли может быть побеждена. Богатый стол, тонкий вкус и хорошая компания — искусители, которые порой сильней слабой человеческой натуры». Иными словами, бесполезно и даже опасно идти против природы. Вместо этого доктор предписал своему подопечному ежедневно принимать одну четверть унции (7 г) кастильского супа, [10]разведенного в половине чашки воды. Сколь ни удивительно, тучный пациент похудел за «два или три месяца» примерно на 13,5 кг, его здоровье значительно улучшилось, и практика оказалась вне опасности. Флеминг с удовольствием сообщает об этом успехе, но, будучи серьезным ученым, сохраняет определенную осторожность: «Можно предположить, что и в других сходных случаях такое лечение даст подобный эффект, но для уверенности необходимы широкие исследования, которые пока, насколько я знаю, не проводились». Доподлинно неизвестно, взялся ли кто-нибудь за них. Видимо, нет: причины ожирения и способы борьбы с ним продолжали оставаться головоломкой для европейских медиков и порождать споры, тем более многочисленные, что не на всех толстяков груз собственного веса действовал одинаково. Например, фойе Лондонского медицинского общества в Кавендиш-Парке украшено портретом Даниеля Ламберта, который скончался в 1809 г., через несколько месяцев после собственного сорокалетия. Он весил 334,7 кг, но при этом до самой смерти прекрасно себя чувствовал и отличался веселым нравом.
Научный интерес к ожирению (или «полисаркии», как его тогда называли: от греческих poly — «много» и sarkos — «мясо») продолжал расти и в XIX веке. Временами возникала надежда на то, что уровень веса можно контролировать, а от его избытка избавляться. В 1829 г. хирург Уильям Уодд опубликовал работу «Рассуждения на тему тучности, или Очертания худобы», в которой приписывал ожирение «чрезмерному потаканию аппетиту». В отличие от Флеминга, он считал, что такую склонность можно победить волевым усилием. (Вероятно, не всегда: сам Уодд всю жизнь оставался мужчиной необыкновенно полным.) Главная идея Уодда — «употребление пищи с небольшим содержанием питательных веществ» — заимствована из трудов знаменитого немецкого химика-органика барона Юстуса фон Либиха, пионера физиологической химии. Увлекаясь растениеводством, он убедительно доказал: развитие растений зависит от наличия конкретных питательных веществ, а именно азота, калия и фосфора; присутствие этих элементов в почве — главное условие для нормального роста. Помимо того, Либих предположил, что жизнедеятельность человеческого организма регулируется процессами окисления, и одним из первых начал рассчитывать калорийность пищи. Вывод его был таков: «Для образования подкожного жира необходимо усвоение гораздо большего количества питательных веществ, чем для дыхания». По Либиху, жиры и углеводы используются телом в качестве топлива, а белок служит в основном для построения и обновления мышечной массы. Воплощая свои идеи в практику, он создал два, как мы сказали бы теперь, сбалансированных коммерческих продукта — детское питание Либиха, рекламировавшееся как заменитель грудного молока, и мясной экстракт Либиха, который призван был обеспечить организму более рациональное функционирование.
Несколько позже французский физиолог Клод Бернар уточнил соображения Либиха: белки тоже могут служить топливом, предположил он, превращаясь в липиды и откладываясь в жировой запас. Справедливости ради отметим, что родоначальником этой мысли нужно считать немецкого исследователя Карла Фойта, высказавшего ее еще в 1869 г., но тогда она, обогнавшая свое время, была решительно отвергнута коллегами Фойта. Белок превращается в жир?! Должно быть, и золото можно спрясть изо льна! На годы теория Фойта оказалась предметом насмешек в научных кругах, пока в начале XX века не получила экспериментального подтверждения.