Голодный гоблин
Шрифт:
Этот маленький театрик в унылом квартале города, который когда-то презрительно называли Пыльной дырой, теперь привлекал к себе такое количество блестящих карет, что умники сочли – дыра-то полна золотой пыли. И никто больше не удивлялся, что зрители не едят апельсинов и не нянчат детей во время представления.
Оформление театра было выдержано в светло-голубой гамме, оркестр был искусно скрыт из вида за бутафорскими скалами, зарослями папоротника и водопадами. Кит сидел в удобном кресле в партере у самого прохода. Пьеса, в которой шла речь о школе для девочек, не допускала никаких двусмысленностей. Хоть сцена и была невелика, декорации были столь
Пьеса состояла из четырех актов, и роль Наоми Тиг играла одаренная Мэри Уилтон на пару со своим ярким мужем Джеком Пойнтцем. Киту нравилась их игра, хотя большую часть последнего акта он не мог отделаться от неприятного чувства, будто из задних рядов партера за ним наблюдают.
«Скорее всего, мне это кажется», – решил он и даже не стал оборачиваться, чтобы посмотреть. Но оказалось, что ощущение это не было обманчиво.
Когда актеры, приняв причитающиеся им аплодисменты, откланялись и занавес опустился, зрители потянулись в фойе ждать появления своих карет. Кит, который также выходил вместе с ними, остановился как вкопанный. Испытав едва ли не потрясение, он увидел Нигела Сигрейва, который, кутаясь в пальто, с мрачным лицом и поникшими каштановыми усами, переминался с ноги на ногу в суетливой толкотне.
– Нигел! Что ты-то здесь делаешь?
– Ищу тебя, старина. Мне сказали в отеле, что ты будешь здесь. Но вряд ли стоило незадолго до конца бегать по рядам, чтобы вытащить тебя.
– Где Мюриэль?
– Ответ, Кит, таков – черт бы меня побрал, если я это знаю. Хотя стоп! – Нигел потер подбородок. – Она не... она никуда не удрала, и вообще ей это не свойственно. Не против, если я объясню?
– Обязательно объясни.
– Понимаешь, Кит, – очень серьезно начал Нигел, – рано утром, пока я еще лежал в постели, эта женщина встала, взяла экипаж дорогого папочки и исчезла в неизвестности. Но оставила мне записку. Вроде у нее какое-то важное дело.
– В этом она не одинока. Что за дело, Нигел?
– Она ничего не объяснила – ни что за дело, ни где она сама. Но вроде я мог не беспокоиться. Я решил вернуться в город в воскресенье, как мы и собирались. Вполне возможно, что она успеет к этому же поезду. Во всяком случае, я предполагаю, что она явится до вечера воскресенья.
– И потом?
Нигел повел плечами:
– Что ж... Боюсь, я начинаю заводиться. Вот проклятье, Кит! Я и подумал: если у женщины, которая делит со мной жизнь, есть в голове какие-то важные дела, то такие же могут быть и у меня. Это необходимо обсудить с Китом Фареллом, и как можно быстрее, пока я еще в здравом уме. В местной платной конюшне я нанял двуколку, успел сегодня на дневной поезд и к обеду вернулся в «Удольфо».
– Что за местная платная конюшня, Нигел? Где ты был?
– Местечко называется Боддингтон, это в Кенте.
– Оно где-то неподалеку от Мортлейка?
– Ехать надо с разных вокзалов, как и возвращаться – и туда, и туда. В Боддингтон – с вокзала Чаринг-Кросс, а в Мортлейк – с Юго-Западного. Но надо сказать, что между ними есть связь. И послушай, Кит! Я готов взорваться... во всяком случае, очень близок к этому. У меня тут экипаж с кучером. Ты не против вернуться в «Удольфо» и выпить по рюмке, пока мы разговариваем?
– С удовольствием!
– Ландо тут неподалеку. Не хотел попадать в это столпотворение экипажей, которое зарождается на наших глазах. Вот сюда.
Выйдя на Тоттнем-стрит, они повернули в восточную сторону к Тоттнем-Корт-роуд, затем к северу и мимо Уайтфилд-ской церкви миновали запущенные кварталы, на которые лила желтоватый свет луна, входившая в полную фазу.
Пятиминутная прогулка привела к ожидавшему их ландо с опущенным верхом и дремавшим на козлах кучером. Нигел, похоже, стал успокаиваться, когда пригласил Кита занять место.
– Только прошу тебя – ни слова о моих проблемах, пока мы в мире и комфорте не осушим наши стаканы. Но у тебя тоже что-то на уме, загадочная ты личность! Не так ли?
– Да. Начать с того, что я нашел Пат.
Экипаж двинулся прямо на север по Хампстед-роуд, оставив слева от себя таверну «Адам и Ева», проехал по границе Камден-Таун мимо паровозного депо Чок-Фарм, поднялся по пологому склону Хаверсток-Хилл, который продолжился совсем уж пологими склонами Хай-стрит и Хит-стрит. Упомянув о ленче с Уилки Коллинзом и полковником Хендерсоном, Кит вернулся к вечеру пятницы. Он уже заканчивал свое повествование, в котором не упустил ни одной подробности, как они выехали на широкое открытое пространство.
– Идея, конечно, взята с потолка, – признал он. – Но не могли ли и Мюриэль, и Пат уехать, чтобы посоветоваться с их общей подругой Дженни? Кстати, кто она такая, эта Дженни? Где она живет?
– Ради бога! – решительно остановил его Нигел. – Меня удивляет, что ты упустил из виду самое главное. Ты говоришь, что пуля врезалась в колонну всего в восемнадцати дюймах от твоей башки? Кто решил заняться такими играми?
– Я говорил тебе, Нигел...
– Да, ты мне говорил. Мой дорогой олух, ты убедил себя, что это чистая случайность, ошибка... кто-то решил подшутить над тобой. Но я человек практичный, – напористо заявил Нигел, который вроде и сам верил в созданный им же миф, – и не могу не задаться вопросом: а что, если ни одно из объяснений не подходит? Шутник, который на Девоншир-стрит палил в белый свет, похоже, отлично знал, что он делает. А теперь смотри в оба. Мы почти на месте.
Слева от изгиба дороги на юг смотрела высокая стена из грубого камня, прорезанная железной решеткой ворот. Резко щелкнул бич кучера, как бы сигналя о появлении экипажа. Из открытых дверей небольшой каменной сторожки с другой стороны стены упала полоса света, появился невысокий и сутулый пожилой человек в охотничьем камзоле и гетрах.
Сторож открыл ворота и почтительно застыл на месте, пока экипаж проезжал мимо. Опустив окно с левой стороны, Кит высунул голову, чтобы лучше видеть.
К дому, стоявшему примерно в пятидесяти ярдах от ограды, вела широкая дорожка, усыпанная гравием, над которой аркой смыкались голые, безлиственные ветви высоких деревьев. Дерн был усыпан опавшими листьями, хотя на самой дорожке их не было.
Из дома, массивного продолговатого сооружения, сложенного из обработанных каменных блоков, наружу не пробивалось ни проблеска света. К его западному крылу примыкало куда более низкое строение, и в лунном свете можно было уловить проблески стеклянного обрамления: без сомнения, оранжерея. По обе стороны от парадных дверей тянулся ряд высоких, до самой земли окон.
Нигел заверял его, что дом не имеет ничего общего с отсыревшими старыми развалинами. Так оно и оказалось. Но солидной основательности дома фантазия архитектора добавила поддельные боевые укрепления типа зубцов парапета на крыше и квадратных башенок на каждом ее углу. Эти детали конструкции, которые высились над белой пеленой тумана, придавали замку «Удольфо», залитому желтоватым лунным сиянием, жутковатый вид обиталища гоблинов.