Голос бездны
Шрифт:
Ксения обязалась не иметь никаких сексуальных контактов в течение двух лет обучения в агентстве «Пафос» и не обзаводиться семьёй в течение трёх лет после окончания учёбы. «Пафос» взял на себя заботу по её содержанию и обеспечению работой по окончании учёбы. Так началась жизнь фотомодели Ксении Литвиновой. Жизнь была пёстрой, шумной, денежной, но однообразной. Очень быстро пришла известность, появились поклонники. Казалось, что Ксения добралась до вершин того, о чём могла мечтать девчонка из провинции. Но ей чего-то не хватало. Затем появился Когтев. Взрослый, умный, обаятельный и головокружительно богатый. Ксения получила
Иногда ей вспоминался голодный и грязный детский дом. В те годы она умела быть счастливой, своровав на рынке недозрелый банан или апельсин и сжевав его, лёжа где-нибудь на гнилой крыше сарая. Это далёкое наслаждение теперь казалось недосягаемым. Получив деньги, Ксения лишилась счастья.
***
Входная дверь внезапно отперлась. Ксения заметила, что охранявший её Влад уже стоял в тёмном коридоре, держа дверь под прицелом. Надо же! Она ничего не слышала, а он уже достал пистолет и готов стрелять. Как же они умеют это? Как умеют не забываться, не улетать в своих мыслях далеко-далеко? Наверняка ведь у Влада есть свои заботы, свои переживания, но кажется, что в голове у него нет ничего, кроме возложенной на него обязанности. Он пришёл на работу и вот уже вспрыгнул, обнажив оружие, молча шагнул навстречу пришельцам и готов умереть за Ксению, за эту совершенно чужую ему и, вполне возможно, презираемую им девчонку.
Входная дверь открылась, но Ксения не вздрогнула. Впервые за этот страшный отрезок времени она не вздрогнула, осталась совершенно спокойной. Откуда-то пришла твёрдая уверенность в том, что опасность не угрожала. В двери показались Романов и Лисицын.
– Как дела, караси?! – крикнул вместо приветствия Романов.
– Дела у вас, Иван Васильевич, а у нас делишки, – откликнулся Влад, убирая пистолет.
– Да, Владик, у нас действительно дела! – хохотнул Иван Васильевич Романов. – Дела, как говорится, широкого покроя. Все на ушах стоят от волнения и нетерпения.
Навстречу пришедшим шагнула Ксения. Сергей остановился, увидев её.
– Так ты её у себя прячешь, Вань? – посмотрел он на полковника.
– Ну, не к тебе же мне её вести. Ты опять чего-нибудь нагородишь, утащишь её в какую-нибудь «малину», подвесишь там на крючок и предоставишь братве использовать её в качестве боксёрской груши. Нет, дружок, эта девочка поживёт у меня. На то имеются веские причины, – он подмигнул Ксении, мол, теперь у нас с тобой есть секреты от них, Ксюха, а у них от нас – ничего.
– Так вот почему ты шёпотом матерился по телефону. Стыдно было, что молодая и красивая женщина услышит, какой ты, оказывается, невоспитанный мужчина. – засмеялся Сергей.
– Матерился… Это я по-доброму это как бы и не по-матерному… Кхе, кхе… Ксюша, сваргань-ка нам чайку. Я перезвонюсь со своими, узнаю, раскрутился маховик или нет. Влад, ты останься пока у меня, звякни, если кому обещался быть сегодня вечером, скажи, что дела срочные. Что-то подсказывает мне, что Когтя будем брать сегодня ночью, под утро…
В квартире царила вполне домашняя обстановка. Посторонний человек и не помыслил бы, что здесь собрались люди, ожидающие развязки трудного кровавого дела.
– Чай готов.
Они сошлись в этой квартире, охваченные напряжённым ожиданием. Каждый думал о своём, но все вместе думали об одном и том же.
– А что, сахар в твоём доме не водится разве?
Где-то на улице рыскали бандиты и сотрудники правоохранительных органов, рыскали в поисках одного и того же человека. Разные охотники по разным причинам вынюхивали след одной дичи.
– Кто-нибудь слышал анекдот про того еврея, который хранил секрет, как правильно заваривать чай?
– Слышали, с бородищей анекдот…
В городе шла война. На улицах и в квартирах появлялись трупы с простреленными насквозь черепами. Трупов было много. С каждым днём их становилось всё больше. Но так было всегда. Война никогда не прекращалась. Она перетекала из одной формы в другую. Она меняла боевые костюмы. Она переделывала прежние песни на новые. Но она не исчезала никогда. Война была неотъемлемой частью общества, которое поставило своей целью достижение материального благосостояния. Общество боялось этой войны, но не прекращало её, ибо не умело наживать свои богатства без войны. Общество стремилось к богатству, запутавшись в своих желаниях, но дорога к богатству и жизнь в богатстве порождали страх. И люди жили в страхе.
– А вот я уже не боюсь, – сказала Ксения.
– Что ты вдруг расхрабрилась? – нежно улыбнулся Романов. С другой стороны, оно понятно: три мужика рядом, три здоровых мужика, три богатыря…
– Я не расхрабрилась, – кокетливо качнула головой Ксения. – Просто я вдруг поняла, что всё будет хорошо. Пусть ещё хоть что угодно случится, но теперь всё закончится хорошо. Я так чувствую.
– Но пока ещё не всё хорошо, – сказал полковник и повернулся к Сергею: – Слушай, старик, обзвони свои газеты и журналы.
– Какие такие «мои»? – не понял Сергей.
– Ну, я не так выразился. Приятелей своих обзвони. Скажи, что намерен сделать заявление (кстати, Ксюша тоже выступит) о негодяе Когтеве и так далее. С некоторыми подробностями…
– Это зачем же? Сейчас уже поздно, никто не приедет. Для чего такой трюк? – удивился Лисицын.
– Чтобы задницу прикрыть, балбес. Об этих звонках непременно станет известно и Когтеву и Чемодану, и всем остальным. Пусть понервничают. Я хочу заставить их всех зашевелиться активнее. Они задёргаются, захотят убрать Когтя побыстрее. Естественно, что работать будут неаккуратно. Мне только этого и нужно. Разве это не очевидно?
– Очевидно? – Лисицын налил очередную чашку чая. – Дурацкое слово «очевидно». Откуда взялось слово «очевидно»? Почему не говорят «ухослышно» или «ногоходно»?
– Какое такое «ухослышно»? – вступил в разговор Влад.
– Обычное, – ответил с невозмутимым лицом Лисицын. «Очевидно» происходит от «очи» и «видеть». Почему тогда нет соответствующих слов, связанных с другими действиями?
– Влад, он сейчас начнёт тебе мозги втирать, – пояснил Романов своему подчинённому. – Его хлебом не корми, дай словечками поиграть. Ты не видишь, что ли, как он подбирается, выискивает повод для активного спора, чтобы разложить вас и пригвоздить своими разглагольствованиями? Знаете, братцы, как он однажды, когда мы ещё торчали в Ченгреме, ораторствовал перед нашими солдатами на тему войны? Не поверите! Я уже подумывал о том, что его придётся выслать оттуда за разложение морального духа моих бойцов или посадить под арест. Он тогда в плену у горцев побывал, насмотрелся на их жизнь и ну загибать про всякое…