Голос горячего сердца
Шрифт:
Дождь лил как из ведра, словно оплакивая поражение армии Жанны Дарк под Парижем. Впрочем, армии уже не существовало, король распорядился распустить её. Жанна, немного оправившаяся после ранения, явилась к нему:
– Ваше величество! Раз вы распустили армию, то и я могу ехать домой?
– Что? О нет, Жанна. Вы нужны мне здесь. Как вы себя чувствуете? Надеюсь, рана уже не болит? У вас такие красивые ноги, жаль подставлять их под стрелы… Армия распущена, потому что мне нечем платить жалование солдатам. К тому же с бургундцами
«Перемирие? Какое ещё перемирие? Почему? Зачем оно нужно?»
– Ваше величество, я не понимаю! Когда мы с вами говорили о возможном перемирии, и не на четыре месяца, а всего на две недели, я возражала, и вы сказали, что отказываетесь от него! Почему мне никто не сообщил, что перемирие заключено? Я не желаю нарушать данное вами слово!
– Не волнуйтесь, Жанна, всё получилось как нельзя лучше. Немного проучить бургундцев не мешало. Если бы вы знали, как они перепугались, увидев вашу атаку!
«Бургундцы – перепугались? И ради этого мы шли на штурм? Для этого погибли десятки моих солдат, отважные горожане, пытавшиеся открыть нам ворота?»
– Милая графиня, всё замечательно! Перемирие с Филиппом Бургундским даёт нам повод рассчитывать на очень выгодные условия мирного соглашения с ним! Бедфорд, которого мы здорово проучили у Монтепилуа, занят нормандскими делами, сидит в Руане, в своём замке Буврёй, не смея высунуть нос. Армию мы сможем набрать заново в любой момент, если понадобится. Однако вы – наш лучший капитан, и я желаю, чтобы вы оставались при мне… при дворе. Пожалуйста, чувствуйте себя здесь как дома. Отдыхайте, веселитесь, развлекайтесь! И… нельзя ли, чтобы вы переоделись, наконец, в женское платье?
– Ваше величество! Капитану французской армии не подобает одеваться по-женски. Однако, как только вы отпустите меня в Домреми, я сменю платье.
Карл Седьмой с досадой закусил нижнюю губу. «Первая атака, похоже, не удалась. Но ведь главное – прекрасная Дева Жанна никуда не едет, остаётся с нами, значит, торопиться со штурмом незачем, и можно перейти к правильной осаде…»
В темноте за окном мела пурга. Жанна задумчиво смотрела, как падают снежинки в тусклом свете одинокого уличного фонаря. Скоро Рождество. Ах, если бы быть сейчас дома, с родными… Как хорошо было проводить зимние вечера в уютном домишке Дарк… Война закончена, по крайней мере, король так полагает, но почему-то не хочет отпускать домой Деву. Да и ведёт себя при встречах как-то странно…
Неожиданно для самой себя девушка вздрогнула: в дверь комнаты постучали.
– Да! Входите!
– Добрый вечер, Жанна! – Маргарита Ла Турульд, жена Рене де Булини, королевского генерального советника финансов, со смешанным выражением восхищения и робости смотрела на свою прославленную гостью, протягивая ей какой-то предмет. – Госпожа де Монтеруа просила, чтобы вы потрогали эти её чётки. Можно?
Жанна не смогла сдержать
– Милая Маргарита, потрогайте их сами! Уверяю вас, от вашего прикосновения они будут так же хороши, как от моего!
Однако молодая женщина смотрела просительно, и Жанна уступила. Взяли в руки чётки, погладила их. Задумалась. Улыбка быстро сошла с её лица. Маргарита присела в кресло и вздохнула.
– Жанна, простите… вы чем-то огорчены?
Девушка слегка вздрогнула. Вот уж ничего нельзя скрыть от людских взглядов.
– Нет… ничего особенного.
– Мне показалось, вам не понравилось у лейтенанта Лесли.
«Это она про молодого шотландца, у которого мы гостили вчера? Неужели моя реакция была так заметна?»
– Нет… просто меня огорчило то, что он рассказал про Уоллеса, шотландского героя.
– Да, вы правы, Жанна. Погибнуть молодым…
– Дело даже не в этом. Не понимаю, как шотландцы могли его предать. Почему?
– Они боялись, что англичане возьмут верх…
– Это их не извиняет. Уоллес сражался за весь шотландский народ, заплатил своей кровью за свободу страны. И этот народ его предал из трусости.
Маргарита смущённо опустила глаза.
– Вы так удивительно говорите, Жанна, что самые знакомые вещи вдруг предстают совсем иначе. Мне казалось, что шотландцев можно понять: они были слабы, разобщены, а англичане так жестоки. А вы заговорили об этом – и я опять сомневаюсь…
Жанна постаралась улыбнуться, тронула Маргариту за левое запястье:
– Оставим это. Слава Господу, французы никогда не поступили бы так, как шотландцы с Уоллесом.
Будучи не в силах вести пустые разговоры с придворными, Жанна гуляла в саду, раздумывая, не уехать ли всё-таки в Домреми. «Ведь король, по сути, нарушил своё обещание, сорвал штурм Парижа. Зачем он это сделал? Ходят слухи о каком-то бургундском золоте, на которое отстраивается дворец, организуются балы. Конечно, это всего лишь слухи. Но как это может быть: на армию денег нет, из-за этого она распущена, а на дворцовые балы и развлечения хватает? Сейчас вместо армии осталось всего несколько отрядов: мой, Дюнуа, Ла Ира, де Рэ и де Ксентрайля. Правда, англичане не пытаются наступать, не смеют высунуть нос из Нормандии, но ведь там они, как и прежде, каждый день убивают французов. А бургундцы открыто готовятся к захвату Компьени.»
– Милая Жанна! Подпишите, пожалуйста, этот документ!
Жанна невольно вздрогнула: к ней приближался её духовник, державший какую-то бумагу и чернильницу с гусиным пером.
– Да, сейчас, отец Паскерель. А что это такое?
– Это – ваше обращение к богомерзким богемским еретикам, которые называют себя гуситами. Вы требуете от них немедленно сложить оружие и предать себя в руки святой католической церкви.
– Да? Они, значит, так называют себя – гуситы? Какое странное прозвище.