Голос сонара в моем аппендиксе
Шрифт:
– -Мой организм сейчас работает, как телевизионная антенна. Стоит мне повернуться в каком-то направлении, и я ловлю определенную частоту. Иногда я могу принимать только неясные изображения и звук с сильными помехами. Если же меня повернуть в другую сторону, помехи исчезнут, частота станет устойчивой. Хотя вам она может казаться слабой и нечеткой.
Барнс повернулся на стуле, чтобы видеть Мбаму.
– -Не поужинаете сегодня со мной, Мбама?
– - спросил он.
Для Барнса ее имя звучало, как сказал бы поэт, словно шелест листьев
– -Благодарю за приглашение,-- улыбнулась в ответ Мбама.-- Вы хороший парень, но боюсь, мой друг не одобрит подобную идею. Кроме того не забудьте, что вам придется провести недельку в постели.
– -Ну, если вам и вашему другу потребуется компания...
– -Нет уж, два кавалера сразу -- это не для меня.
– -Поднимите, пожалуйста, ноги еще раз,-- попросил Барнса доктор Нейнштейн.-- Закройте глаза. Если какой-то лингвист может вас крутить, то я -- тем более. Но я проведу углубленный эксперимент.
Барнс подтянул ноги, закрыл глаза. И открыл их мгновением позже, когда почувствовал, как крутится стул. Но рядом с ним никого не было, и до стула никто даже не дотрагивался.
Выполняя указания Нейнштейна, Мбама шла на расстоянии нескольких футов по кругу, в центре которого сидел Барнс.
Нейнштейн издал сдавленный звук.
– -Телекинез,-- прошептал Жвачка.
– -Попробуйте пойти в обратном направлении,-- попросил Барнс Мбаму и закрыл глаза. Стул повернулся.
– -Мне даже уже необязательно видеть ее,-- сказал Барнс, открывая глаза. Мбама встала. Стул по инерции повернулся, затем возвратился в первоначальное положение и остановился так, что нос Барнса нацелился точно на Мбаму.
– -Мне надо пойти поесть,-- нервно проговорила Мбама и вышла из комнаты. Барнс поднялся, содрал с себя электроды и последовал за ней, подобрав на ходу пижамную рубашку.
– -Куда это вы собрались?
– - закричал вслед ему Нейнштейн.-Ваша операция назначена сразу после ленча. Нашего ленча, а не вашего. Не вздумайте съесть что-нибудь. Или вы хотите еще одну клизму, чтобы освободить верхнюю часть кишечника? Аппендикс может взорваться в любой момент. И не думайте, что если вы не чувствуете боли... Куда вы, черт возьми, идете?
Барнс не ответил. Женский голос и какое-то посвистывание исходили не из сонара, а из самого Барнса. Звуки перекрывали друг друга. Но белые пульсации прекратились.
Мисс Мбама вернулась часом позже. Она выглядела напуганной. Барнс, шатаясь, вошел за ней следом и рухнул на стул. Доктор Нейнштейн приказал ему немедленно пройти в комнату оказания первой помощи.
– -Нет, пожалуйста, осмотрите меня прямо здесь,-- простонал Барнс.-- У меня множество ушибов, но самые неприятные болезненные ощущения -- в аппендиксе, до которого
– -Кто это он?
– - спросил Нейнштейн, протирая спиртом ссадину на виске Барнса.
– -Приятель мисс Мбамы, здоровый такой мужик. Ай! Что толку было объяснять ему, что я следовал за ней не по своей воле. Что ноги сами меня несли.Что я -- человек-радар, посылающий импульсы, и получающий в ответ странные видения. А когда я начал рассуждать о психофизических резонансах, он врезал мне в челюсть, и, по-моему, у меня теперь шатаются несколько зубов.
Нейнштейн пощупал живот Барнса, и Барнс содрогнулся от боли.
– -Да, кстати, могу сообщить кое-что интересное вам, лингвисты,-- сказал он.-- Я вижу, о чем говорит голос, если только это на самом деле голос. Друг мисс Мбамы не только чуть не выбил мне зубы. После его удара у меня появилась какая-то нервная связь, которой не было раньше.
– -Иногда полезно пнуть неисправный телевизор,-- хмыкнул Гростет.
Жвачка и Большой Медведь прилепили электроды к телу Барнса и настроили шкалы нескольких инструментов. Горные пики, долины, рвы, стрелы, сигнальные ракеты забегали по экранам, а затем перестроились и приняли контуры египетских иероглифов.
Барнс принялся описывать визуальные образы, соответствующие словам.
– -Ощущение такое, будто археолог с аквалангом плывет по залам дворца или, возможно, по склепу затонувшей Атлантиды. Луч света от фонаря, которым археолог освещает фрески, выхватывает из темноты иероглифы. Один за другим они выплывают из водной толщи и пропадают вновь. Это фигуры, абстрактные, стилизованные птицы и пчелы, человекоживотные, а некоторые символы, нанесенные вперемешку с картинками, похожи на настоящий алфавит.
Большой Медведь и Жвачка согласились, что так называемый голос, фактически представляет собой последовательность высокочастотных сигналов сонара. Крохотный сонар циркулирует в организме Барнса и посылает сигналы, отражающие впадины и выпуклости стен червеобразного аппендикса.
Проходили часы. Лигвисты корпели над звуками и визуальными символами. Все поели сандвичей с кофе, кроме Барнса, которому не досталось ничего, и доктора Гростета, попивавшего хлебный спирт. Трижды Нейнштейн говорил по телефону: два раза -- о том, что операцию следует перенести, и еще раз -- чтобы объяснить звонившему сердитому редактору, что понятия не имеет, куда запропастился его репортер.
Внезапно Большой Медведь прокричал:
– -Эврика!
– - Затем: -- _Champollion! Ventris!_
Он высоко поднял лист бумаги, испещренный фонетическими символами, кодами иероглифов и восклицательными знаками.
– -Вот иероглиф, означающий слово "это", следующий иероглиф означает дефис, а вот этот -- "тайна", да, скорее всего так. Ну-ка, давайте посмотрим. ЭТО -- ТАЙНА ... ВСЕЛЕННОЙ? КОСМОСА? ОТЦА НЕБЕСНОГО? ЭТО -- СЛОВО, ОБЪЯСНЯЮЩЕЕ ВСЕ. ЧИТАЙ ЖЕ ЧИТАТЕЛЬ, МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК, ЭТО -- СЛОВО ...