Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи

Хазанов Юрий Самуилович

Песни текстильщиков рассказывали о невыносимых условиях труда и жестокой эксплуатации рабочих на ткацких фабриках — не случайно там впервые зародилось организованное движение американского пролетариата…

Шахтеры пели мрачные песни о силикозе — профессиональной болезни горняков…

Жизнь рабочего была настолько тяжела и беспросветна, что многие предпочитали махнуть на все рукой и отправиться налегке куда глаза глядят — благо товарные поезда давали возможность забраться потихоньку в пустой вагон или просто на подножку и уехать подальше от опостылевшей фабричной мастерской, завода или строительства. Сложился даже своеобразный фольклорный жанр песен «хобо» — железнодорожных бродяг, движимых из штата в штат холодом, голодом и преследованием властей, но также и надеждой на то, что где-то, может быть, не так уж и далеко находится чудесная страна — там молочные реки текут в кисельных берегах, а полицейские почтительно отдают вам честь.

Но не только жалобы на горькую

судьбу или мечты о счастливых странах звучали в песнях американского пролетариата конца XIX — начала XX века. Железнодорожный фольклор породил также романтичную фигуру Кейси Джонса, легендарного машиниста, пожертвовавшего собой ради спосения людей, за жизнь которых он нес ответственность, а также про Черного Билла Железнодорожника

БУРИ, ВЗРЫВАЙ

Песня бурильщиков

Все покрыто холодной предутренней мглой, Ну а мы уже тут, под огромной скалой, И хозяин горланит, от жадности хмур: «Эй вы, там! Налегайте сильнее на бур!» Бури, друг, бури От зари до зари! Бури весь день, Затяни ремень! Путь железный строй, Глубже яму рой! А вчера вдруг раздался ужаснейший взрыв, И на милю взлетел ближе к богу наш Стив!.. Но хозяин одно лишь горланит: «Наддай!» Он, видать, уж с пеленок такой негодяй. А сегодня хозяин нам деньги платил, И со Стива он доллар себе ухватил. «Как же так?» — тот спросил и услышал в ответ: «Ты ж на небе болтался вчера, дармоед!» Бури, друг, бури От зари до зари! Бури весь день, Затяни ремень! Путь железный строй, Глубже яму рой!

ТРУДНО, БРАТЦЫ, НА ФАБРИКЕ ТКАЦКОЙ

Жаден, как дьявол, наш босс — ни на миг Остановиться не даст нам старик: Рад за полцента всех со свету сжить, Лишь бы побольше в мошну положить! Трудно, братцы, На фабрике ткацкой: Не работа — ад настоящий, Так недолго сыграть и в ящик! Трудно, братцы, На фабрике ткацкой! Гроба не нужно, когда я умру, Шпульку мне суньте в одну из рук: Чтобы убытка наш босс не понес, Буду я ткать по дороге до звезд! Не закрывайте могильной доской, А положите меня в мастерской; Рядом пусть будет мой ткацкий челнок — К самому раю доплыть чтоб я мог! Трудно, братцы, На фабрике ткацкой: Эта работа — ад настоящий, Так недолго сыграть и в ящик! Трудно, братцы, На фабрике ткацкой!

ПЕСНЯ ТКАЧИХИ

Каждый день, ровно в пять утра, Встать должна я, жива иль мертва. Ох, тяжко здесь, милый, у нас, Тяжко здесь у нас! Каждый день ровно в шесть гудок Вырывает сердца кусок. Ох, тяжко здесь, милый, у нас, Тяжко здесь у нас! Шкив нагрелся, лопнул ремень — Мастер шляпу надел набекрень, От него ты подмоги не жди, Просто так — не жди! К нашим бедам хозяин глух, От обжорства совсем распух. От него ты подмоги не жди, Просто так — не жди! Каждый день, приходя домой, Я питаюсь лепешкой одной. Ох, тяжко здесь, милый, у нас, Тяжко здесь у нас! Так я скоро сойду с ума: Днем работа, а ночью тьма. Ох, тяжко здесь, милый, у нас, Тяжко здесь у нас!

Переводы Ю. Хазанова

THE FARMER IS THE MAN

1 When the farmer comes to town With his wagon broken down, Oh, the farmer is the man who feeds them all. If you’ll only look and see, 1 ani sure you will agree That the farmer is the man who feeds them all chorus: The farmer is the man, (2) Lives on credit till the fall; Then they take him by the hand And they lead him from the land And the middleman’s the man who gets it all. 2 When the lawyer hangs around, While the butcher cuts a pound, Oh, the farmer is the man who feeds them all. And the preacher and the cook Go a-strolling by the brook, Oh, the firmer is the man who feeds them all. CHORUS: The farmer is the man, (2) Lives on credit till the fall With the interest rate so high It’s a wonder he don’t die, For the mortgage man’s the man who gets it all. 3 When the banker says he’s broke, And the merchant’s up in smoke. They forget that it’s the farmer feeds them all. It would put them to the test If the farmer took a rest, They’d know that it’s the farmer feeds them all. CHORUS: The farmer is the man, (2) Lives on credit till the fall; And his pants are wearing thin, His condition, it’s a sin, He’s forgot that he's the man who feeds the mall.

КЕЙСИ

ДЖОНС

Всем хорошо знакомо имя паровозного машиниста Кейси Джонса. Он прославился в ту раннюю пору, когда строительство железных дорог в стране было в центре внимания.

Кейси Джонс был великаном, гигантом. Но не потому, что рост у него был шесть футов и четыре дюйма. Он и в самом деле был видный мужчина, высокий, черноволосый, глаза серые. Улыбка никогда не гасла на его лице. Но гигантом он был не потому.

Кейси Джонс, машинист пассажирского скорого на Иллинойс–Центральной, прославился отчаянной гонкой. Он мог делать на своем экспрессе, названном «Пушечное ядро», до пятидесяти миль в час! Он разгонял паровоз до такой скорости, что боковые рычаги паровозного двигателя сливались в единый узор. И когда Кейси, выглянув из окошка кабины, видел это, он расплывался в улыбке и чувствовал себя на седьмом небе от счастья, словно мальчишка, получивший свои первые ботинки из рыжей свиной кожи.

И еще Кейси Джонс был знаменит тем, что изобрел паровозные свистки на все лады. Только он один умел выводить такие удивительные мелодии. Мурашки бегали по спине от восторга, когда вы слышали их. Сначала его свисток издавал робкий, протяжный, словно жалобный стон, который вдруг взвивался вверх, звенел, оглушал вас и снова замирал, стихал до нежного шепота.

Люди, жившие вдоль Иллинойс–Центральной, между Джэксоном и Уотер Велли, ворочаясь с боку на бок в своих постелях, бормотали: «Вот прошел скорый Кейси Джонса!» — когда он ночью вел свой экспресс, высвистывая знакомую мелодию.

На самом деле звали его вовсе не Кейси Джонс, а Джон Лютер Джонс. Но, когда он впервые пришел наниматься на работу, там уже было два Джона. И его спросили, откуда он родом.

— Из деревни Кейси, — ответил Джон Джонс. — Штат Кентукки.

— Вот и прекрасно! — сказали ему. — Стало быть, будем звать тебя Кейси Джонсом.

Так оно и повелось: Кейси Джонс из штата Кентукки. Знаменитый машинист самого быстрого экспресса на Иллинойс–Центральной. Верный товарищ и остроумный собеседник, всеобщий любимец. Богатырь и весельчак, с сердцем широким, как его ирландская грудь. Отец троих детей — двух сыновей и одной дочки.

В ту ночь, когда произошла катастрофа — в последнюю воскресную ночь апреля 1900 года, — как и всю прошедшую неделю, лил дождь. И железнодорожные пути превратились в русло бурного потока. Кейси Джонс и его кочегар Сим Уэбб прибыли в Мэмфис из Кантона ровно в десять. Они зашли к дежурному отметиться и уже собрались разойтись по домам, как кто-то вдруг крикнул:

— Джо Льюис вывихнул ногу! Он не поведет ночной почтовый!

— Вместо него я согласен отстоять вторую смену! — вызвался Кейси Джонс. — Поведем с тобой шестьсот тридцать восьмой, Сим Уэбб, — сказал он своему кочегару.

В одиннадцать ноль–ноль дождливым апрельским вечером Кейси Джонс и Сим Уэбб поднялись по ступеням могучего паровоза и, оставив родную станцию позади, повели ночной почтовый на юг от Мэмфиса.

Стрелочники на путях знали, что это идет Кейси Джонс — так только у него пели паровозные свистки, — и давали ему зеленый свет.

30 апреля, четыре часа пополуночи. Они уже миновали маленький городок Вогн.

— Кейси, ты слишком гонишь! — сказал Кейси Джонсу кочегар Сим Уэбб.

— Мы должны спешить! — отвечал Кейси Джонс. — Почтовый и так опаздывает на восемь часов.