Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е - начало 1930-х годов
Шрифт:
В собственноручных показаниях, хранящихся в следственном деле, он писал:
«Лично я до последнего времени не мог искренно принять декларацию м[итрополита] Сергия. Принял ее лишь внешне, ради сохранения церковного единства. Моими единомышленниками в этом вопросе были прот[оиерей] М. Едлинский и прот[оиерей] А. Глаголев. Мы поддерживали друг с другом связь и устанавливали общий взгляд на декларации м[итрополитов] Сергия и Михаила и на раскол священника Жураковского. Не принимая искренне декларации, особенно из-за смущающих верующих выражений, мы убеждали не производить из-за этого раскола и решительно выступали против раскола Жураковского, так как не видели церковно-канонических оснований для него, усматривая в декларации политический акт» [404] .
404
Там же. Д. 66923. Т. 1. Л. 116.
Поддерживая
Н. Н. Бурков был по-своему замечательной личностью. Заочный крестный сын митрополита Антония (Храповицкого), знакомого с отцом Николая Николаевича, Бурков служил в царской армии, в 1915 г. попал в германский плен. После того как правительство гетмана Скоропадского договорилось с немцами о возврате военнопленных, выехал в Киев. По протекции митрополита Антония стал начальником лаврской домовой охраны. Переписывался с келейником митрополита Антония архимандритом Феодосием, получая от него сведения о зарубежной Церкви, в свою очередь сообщая в Сремские Карловцы сведения о киевских знакомых. В 1927 и 1931 г. подвергался аресту [406] . Один из каналов передачи информации о Зарубежной Церкви митрополиту Сергию шел через Буркова.
405
Там же.
406
В 1937 г. Бурков Н. Н. расстрелян по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации «Союз освобождения Украины» и к немецким разведывательным органам, по заданию которых проводил «контрреволюционную шпионскую работу» (ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 41532).
На допросе архимандрит Ермоген показывал, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий попросил его проверить слух о кончине митрополита Антония (Храповицкого). Архимандрит Ермоген навел справки через Н. Н. Буркова и ответил митрополиту Сергию. После этого архимандрит Ермоген продолжал делиться с митрополитом Сергием церковными новостями, полученными через Буркова.
Деятельность Косткевича продолжила и расширила этот поток.
В течение 1929 г. Вельмин не получал писем из Киева, в этот период с полученной информацией знакомились архимандрит Ермоген и священник Анатолий Жураковский.
Архимандрит Ермоген (Голубев), как и Косткевич, был арестован по делу военно-офицерской организации «Весна». Во время следствия он признался, что с помощью Косткевича на протяжении длительного времени посылал за границу тенденциозную информацию о положении Православной Церкви в СССР в надежде вызвать вмешательство «белоэмигрантского общественного мнения в церковную жизнь СССР с целью принудить Советское правительство ослабить нажим на церковь» [407] .
По его показаниям, события развивались следующим образом. В апреле или мае 1927 г. Г. А. Косткевич сообщил архимандриту Ермогену, что он имеет возможность через знакомого передать за границу списки ссыльных священнослужителей, и просил его совета. Архимандрит Ермоген одобрил начинание и дал Косткевичу фотографию группы соловецких ссыльных епископов. В начале зимы 1928/29 г. Косткевич информировал архимандрита Ермогена о своей переписке и о своем намерении в связи с совещанием епископов в Харькове в 1927 г. посылать за границу информацию церковного характера. В эти планы архимандрит Ермоген посвятил митрополита Сергия.
407
ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 38778. Л. 27.
Часто обязанности курьера при контактах митрополита Сергия и архимандрита Ермогена исполнял архимандрит Феодосий (Михайловский), служивший в Китаевской пустыни (со схиархиепископом Антонием (Абашидзе). На допросе 26 февраля 1931 г. архимандрит Феодосий показывал: «Утверждаю, что между мною, архимандритом Голубевым и митрополитом Сергием была организационная связь на основе не только церковного порядка, но и нашей контрреволюционной деятельности. Подтверждаю это следующими фактами. Я являлся передаточным звеном между архим[андритом] Голубевым и митр[ополитом] Сергием и возил секретные материалы от Голубева к Сергию о нашей контрреволюционной деятельности и ответы Сергия. Голубев эти материалы хранил у себя на квартире в Китаево, часть у меня и часть у послушника Петра Русакова, прочие в Китаеве на даче Барановского. Кроме того, я лично митр[ополиту] Сергию, будучи в Москве в начале декабря 1930 г., говорил о том, что через польское консульство я направляю материал за границу. Митр[ополит] Сергий улыбался и говорил: хорошо, хорошо» [408] .
408
ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 66923. Т. 1. Л. 136–136 об.
Интересна трактовка Косткевичем сюжета с пересылкой материалов митрополиту Сергию. Как известно, митрополит по настоянию Тучкова вынужден был обратиться к зарубежному духовенству в лице митрополита Евлогия с предложением стать на путь лояльности и прекратить все контрреволюционные выступления. Было издано постановление Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и Временного при нем Патриаршего Священного Синода о русском заграничном духовенстве от 14 июля 1927 г. [409]
409
См.: Церковный вестник Западно-Европейской епархии. 1927. № 3. 9/22 сент. С. 4–5.
Однако, издав этот указ, митрополит Сергий (по показаниям Косткевича) был озабочен тем, как отнесутся к акту, изданному за его подписью, заграничные иерархи. Вскоре вышедшая декларация также могла вызвать весьма неоднозначную реакцию. Включение митрополита Сергия в переписку должно было, по словам Косткевича, смягчить реакцию на изданные под давлением властей документы. «Надо было разъяснить Евлогию двойственную политику легализации, просить его дать удовлетворительный ответ на требование о лояльности и указать, что ответ этот по существу не должен ни в коей мере связывать его в к[онтр]-р[еволюционной] деятельности и дан ради сохранения связей с Москвой и удовлетворения Соввласти. По существу же от него не требовалось никакой лояльности и даже, наоборот, считалось желательным сохранение связей с Москвой именно для того, чтобы все его антисоветские выступления в дальнейшем могли бы делаться им как представителем Русской Церкви. Эти выступления его, по словам Константина, м[итрополит] Сергий считал желательным и необходимым в общей системе борьбы с Соввластью и в них и состояла особая роль, “миссия” эмиграции и зарубежного духовенства» [410] .
410
ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 64454. Т. 4. Л. 183.
В конце зимы 1928/29 г., как показывал архимандрит Ермоген, Косткевич принес ему на квартиру в Батышевом переулке в Киеве полученные им через польское консульство вырезки из иностранных газет, в которых были опубликованы статьи П. Н. Милюкова, А. В. Карташева, Н. А. Бердяева, В. В. Зеньковского, где проблема легализации Церкви в СССР и другие связанные с этим вопросы излагались в желательном для митрополита Сергия ключе. Косткевич сообщил архимандриту Ермогену о создании в Париже комитета при участии митрополита Евлогия в составе протоиерея С. Булгакова, Карташева, Демидова, Бердяева, Зеньковского и других для связи с церковными кругами СССР. В задачи комитета входит помощь ссыльным. Это, по словам Косткевича, сообщенным архимандритом Ермогеном, явилось следствием переданных за границу материалов.
Косткевич показывал на следствии, что именно влияние чисто политических сил (Республиканско-демократического объединения) сказалось в неприятии эмигрантами позиции церковной оппозиции митрополиту Сергию. Точка зрения русских эмигрантов, говорил он, заключалась в том, что «церковная организация в СССР является фактически единственной общественной организацией, не оказавшейся в сфере влияния Соввласти и Компартии. В недрах церковной организации нет и не может быть комфракций, партячеек, которые поправляли бы и регулировали их жизнь и деятельность. Эта внесоветскость церковных организаций внутри СССР делает их плацдармом возможной организации антисоветских элементов и создания к[онтр]р[еволюционной] базы. Кроме того, легальность или во всяком случае полулегальность бытия церк[овных] организаций освобождает от необходимости подпольных методов организации. Исходя из этих соображений <…> надо высоко ценить роль церковных организаций как фундамента готовящейся борьбы с Соввластью» [411] .
411
ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 64454. Т. 4. Л. 192.
Косткевич сообщал архимандриту Ермогену точку зрения членов Республиканско-демократического объединения – о необходимости решительной борьбы организации с теми церковными группами, которые выступали против политики «легализации».
В феврале 1930 г., во время кампании в защиту Церкви в СССР, Косткевич принес архимандриту Ермогену полученные им через польское посольство вырезки из заграничных газет, посвященные церковным делам, и сказал, что считает своевременным послать за границу информацию о положении Церкви в СССР.