Голоса лета
Шрифт:
— Нет, конечно. Пусть едет.
— Я сказала ей, что впервые в жизни жалею, что у меня нет своей семьи. Настоящей семьи, с кучей близких родственников. Прежде я никогда этого так сильно не желала. Будь моя мама жива, я бы поехала к ней и она клала бы мне в постель грелку.
Лора глянула на мужа, думая, что он усмехается над ее пустыми мечтами, но он даже не улыбался.
— У тебя нет семьи, зато у меня есть, — мягко произнес Алек.
Лора поразмыслила над его словами и сказала без всякого энтузиазма в голосе:
— Ты имеешь в виду Чагуэлл?
— Нет. Не Чагуэлл, — рассмеялся он. — Я очень
Лора испытала облегчение.
— Слава богу, что это сказал ты, а не я.
— Ты могла бы поехать в Тременхир, — предложил Алек.
— Где это?
— В Корнуолле. На самом краю Корнуолла. Земной рай. Старинный елизаветинский особняк с видом на залив.
— Расписываешь, как агент бюро путешествий. Кто там живет?
— Джеральд и Ева Хаверстоки. Он — мой дядя, она — чудесная женщина.
— Они прислали нам хрустальные фужеры в подарок на свадьбу, — вспомнила Лора.
— Точно.
— И милое письмо.
— Да.
— Он — адмирал в отставке?
— Впервые женился в шестьдесят лет.
— Занятное у вас семейство.
— И все очаровательные люди. Как я.
— Когда ты там был, в Тременхире? — Труднопроизносимое слово, особенно после стопки бренди.
— Мальчишкой. Мы с Брайаном там как-то целое лето отдыхали.
— Но ведь я с ними даже не знакома. С Джеральдом и Евой.
— Это неважно.
— Мы даже не знаем, примут ли они меня.
— Позже я позвоню им и все устрою.
— А если они откажут?
— Не откажут. А если откажут, еще что-нибудь придумаем.
— Я буду им мешать.
— Не думаю.
— Как я туда доберусь?
— Я сам тебя отвезу, когда ты выйдешь из больницы.
— Ты будешь в Гленшандре.
— Я не поеду в Гленшандру, пока не доставлю тебя туда в целости и сохранности. Как посылку.
— Ты пропустишь несколько дней отдыха. И рыбалку.
— Переживу.
Наконец возражения у нее иссякли. Тременхир, конечно, компромисс, но хоть какое-то решение. Да, ей придется познакомиться с новыми людьми, жить в чужом доме, зато Филлис сможет поехать во Флоренцию, а Алек — в Шотландию.
Она повернула голову на подушке и посмотрела на мужа, сидевшего с бокалом в руках. Волосы у него были густые, черные с проседью, как мех черно-бурой лисы. Лицо, не красивое в традиционном смысле, тем не менее было необычно, задерживало на себе взгляд. Такое лицо, раз увидев, уж никогда не забудешь. Высокий, он в непринужденной позе расположился на банкетке: длинные ноги расставлены, в руках — бокал. Она посмотрела ему в глаза, такие же темные, как у нее самой. Он улыбнулся, и у Лоры екнуло сердце.
В конце концов он ведь очень привлекательный мужчина.
Лора вспомнила слова Филлис: «Разве можно представить, чтобы такой порядочный человек, как Алек, крутил шашни с женой своего лучшего друга?» Но как же обрадуется Дафна, что он приехал в Гленшандру без жены.
Эта мысль причинила Лоре боль, что само по себе было нелепо, ведь последние полчаса она уговаривала Алека поехать в Шотландию без нее. Все ее существо наполнила любовь к мужу. Пристыженная, она протянула руку. Алек заключил ее в свои ладони.
— Если Джеральд с Евой согласятся принять меня и если я соглашусь пожить у них, пообещай, что ты поедешь в Шотландию.
— Если ты этого хочешь.
— Хочу, Алек.
Он склонил голову над ее рукой, поцеловал ладонь и согнул ее пальцы в кулачок, словно запечатывая поцелуй как некий драгоценный дар.
— От меня на рыбалке все равно, наверно, толку мало, — сказала Лора, — а так тебе не придется учить меня весь отпуск.
— Научишься в следующем году.
В следующем году. Может быть, через год все будет гораздо лучше.
— Расскажи мне про Тременхир.
4
Тременхир
День был идеальный. Долгий, жаркий, пропитанный солнцем. Ева блаженно покачивалась на волнах, отдыхая после энергичного заплыва, и с моря смотрела на берег, обнажившийся во время отлива, — изгиб утеса, череда скал, образующая серп, широкая полоса песка.
На пляже, обычно пустынном, народу было больше, чем всегда. Конец июля — пик купального сезона, и вся прибрежная полоса была усеяна яркими разноцветными пятнами: банные полотенца, полосатые ветровки, дети в алых и канареечно-желтых купальниках, пляжные зонтики и огромные надувные резиновые мячи. Чайки носились в вышине, то усаживаясь на вершины утесов, то устремляясь вниз, чтобы подобрать оставленные на песке объедки. Их крики перемежались криками людей, прорезавшими воздух. Мальчишки играли в футбол, матери окликали непослушных малышей, какая-то девушка радостно визжала, отбиваясь от двух юнцов, в шутку пытавшихся утопить ее.
Сначала море ей показалась ледяным, но, поплавав немного, она согрелась и теперь ощущала только восхитительную бодрящую прохладу соленой воды. Лежа на спине, она смотрела на безоблачное небо; в голове — ни единой мысли, лишь осознание физического совершенства настоящего.
Мне пятьдесят восемь лет,напомнила себе Ева. Правда, она давно уже решила для себя, что в пятьдесят восемь жизнь не кончена и одно из преимуществ человека, достигшего этого возраста, это умение ценить поистине чудесные мгновения, что судьба посылает ему. Хорошие мгновения, но не счастье. Счастье как таковое, нечаянное, проникнутое беспричинным восторгом юности, давно уже не заполняло ее. Эти мгновения были лучше, чем счастье. Ева никогда особо не любила, чтобы ее накрывало с головой, — даже счастье. Все неожиданное ее пугало и приводило в замешательство.
Убаюкиваемая, словно в колыбели, движением моря, она полностью отдалась на волю волн. Начавшийся прилив медленно нес ее к берегу. Волны постепенно набирали силу, образуя невысокий прибой. Ее ладони коснулись песка. Еще одна волна, и вот она уже лежит на пляже, прилив накрывает ее тело. Какая блаженно теплая вода — не то, что на глубине, откуда принесли ее волны.
Ну все. Хватит нежиться. Ее время истекло. Ева поднялась из воды и по горячему песку пошла к большому камню, на котором оставила свой толстый белый махровый халат. Оделась. Мягкая ткань уютным теплом окутала ее холодные мокрые руки и плечи. Она затянула пояс, надела плетеные сандалии и зашагала к узкой тропинке, что вела на вершину каменистой возвышенности и к автостоянке.