Голоса лета
Шрифт:
— Ничего, что ты уехал из Нью-Йорка, не закончив свои дела? Когда… Люси умерла, я сказала Джеральду, что ты мне нужен, но у меня и в мыслях не было, что он вызовет тебя сюда.
— В Нью-Йорке остался Том. Он вполне справится и без меня.
— Ты получил мое письмо?
Он покачал головой.
— А ты, значит, мне написала?
— Да, только оно все равно не успело бы дойти. В нем я выразила свое сожаление, что не поехала с тобой.
— Я не обиделся.
— Не люблю общаться по телефону.
—
— Алек, дело не в том, что я не хотела лететь за океан или чувствовала себя не совсем окрепшей. Просто… Я не могла… — Она помедлила, а потом выпалила: — Как представила, что мне целую неделю придется торчать в Нью-Йорке в обществе Дафны Боулдерстоун… Это было выше моих сил.
На секунду Алек опешил, а потом расхохотался.
— Я думал, ты собиралась признаться в чем-то ужасном.
— А это разве не ужасно?
— Что ты терпеть не можешь Дафну Боулдерстоун? Дорогая, так она всех напрягает. Даже собственного мужа. Она кого хочешь с ума сведет…
— Алек, дело даже не в этом. Понимаешь… Она всегда… В общем, при ней я всегда чувствую себя идиоткой. Дурой набитой. В тот день, когда она пришла ко мне, она все трындела и трындела про Эрику, про ее шторы и прочее, про то, как она была лучшей подругой Эрики. И что после продажи «Глубокого ручья» все изменилось, и что она была твоей подругой еще до знакомства с Томом, и что первая любовь не забывается, и…
Алек ладонью прикрыл ей рот. Она подняла глаза, увидела его глаза, смотревшие на нее одновременно с сочувствием и насмешливым изумлением.
— В жизни не слышал более путаной речи. — Он убрал свою руку. — Но я тебя прекрасно понимаю. — Он поцеловал ее в губы. — Прости. Это была глупость с моей стороны. Как вообще я мог вообразить, что ты захочешь провести неделю в обществе Дафны?! Просто мне очень хотелось, чтобы ты была со мной.
— Они как будто члены одного клуба, Боулдерстоуны и Энсти. И мне в этом клубе нет места…
— Да, знаю. Я был очень невнимателен. Порой я забываю, что мы гораздо старше тебя. Мы дружим с ними так давно, что порой в их компании я забываю о главном.
— О чем, например?
— Ну, не знаю. Например, о том, что у меня красавица жена. И красавица дочь.
— И чудный внук или внучка.
Он улыбнулся.
— И об этом тоже.
— Тесновато нам будет на Эбигейл-кресент.
— Пожалуй, я достаточно пожил на Эбигейл-кресент. По возвращении в Лондон мы поищем дом побольше. С садом. И там, я уверен, мы все вместе заживем счастливо.
— Когда мы уезжаем?
— Завтра утром.
— Я хочу домой, — сказала Лора. — Ева с Джеральдом невероятно добры, но я хочу домой.
— Да, кстати… — Он глянул на часы. — Я виделся с ними перед тем, как подняться к тебе. Обед в половине
— Я так счастлива, что у меня всякий аппетит пропал.
— Так не бывает, — возразил Алек. Он встал, поднял ее на ноги. — Посмотри на меня. Мне не терпится отведать холодный ростбиф с молодым картофелем, что приготовила Ева.
— …Вот такие дела. После того, как Сильвия получила то первое письмо, мы все пришли к выводу — хотя очень не хотелось в это верить, — что виновата Мэй. Сочинила его в момент полнейшего помутнения рассудка. Она стара и время от времени ведет себя очень странно. Тогда мы сочли, что это вполне разумное объяснение. Но когда Габриэла показала второе письмо, то, что было адресовано тебе, Ивэн предположил, что анонимки состряпала Друзилла, та девушка, что живет в одном из домиков во дворе. На вид она вполне милое существо, но, как верно заметил Ивэн, мы ее совершенно не знаем. Она поселилась здесь только потому, что ей больше некуда было податься. И мне кажется, она неравнодушна к Ивэну. — Джеральд пожал плечами. — В общем, не знаю, Алек. Теряюсь в догадках.
— А потом еще Люси!
— Да. А этому ужасу я и вовсе не могу найти объяснения. Мэй, даже если она совсем спятила, никогда, ни за что не решилась бы на такое. А Друзилла — матерь человеческая. Чтобы она загубила чью-то жизнь… Это исключено.
— Ты уверен, что собаку отравили?
— Абсолютно. Тут двух мнений быть не может. Поэтому я и вызвал тебя из Нью-Йорка. Испугался за Лору, как только увидел собаку.
Было три часа пополудни. Они сидели в кабинете Джеральда, куда удалились сразу же после обеда. Похоже, они достигли конца пути.
Письмо и конверт лежали на столе между ними. Алек взял письмо в руки и еще раз прочитал его. Черные неровные слова впечатались в его память, будто фотография, но его все равно одолевало желание снова прочитать их хотя бы еще один раз.
— Первого письма у нас нет?
— Нет, оно у Сильвии. Она не отдала. Я велел ей его сохранить.
— Пожалуй, я сначала повидаюсь с ней, а потом уже будем решать. В любом случае, если придется предпринимать дальнейшие шаги, нам потребуется вещественное доказательство. Пойду, пожалуй, навещу Сильвию. Как ты думаешь, она сейчас дома?
— Позвони ей, — посоветовал Джеральд.
Он снял трубку, набрал номер, передал трубку Алеку. Тот услышал гудки, затем бодрый сипловатый голос Сильвии:
— Алло.
— Сильвия, это Алек.
— Алек! — обрадовалась она. — Привет! Вернулся?
— Ты будешь у себя в течение ближайшего часа?
— Конечно. Я всегда дома.
— Тогда, может, я навещу тебя, не возражаешь?
— Прекрасно. Я буду в саду. Входную дверь оставлю открытой. Пройди через дом. До встречи.