Голоса времен.
Шрифт:
Обычная утренняя конференция, много раз описывал. Вскрытий на этот раз не было. Повезло. Потом отчитался за ноябрь и за 11 месяцев: не ухудшились результаты.
Так и подошло к нормальному концу. Подумалось: "А может, Амосов, не надо? Пусть все идет, как шло. Все-таки каждый год был прогресс, прибавлялись сотни спасенных жизней".
Речь моя записана на пленку, но перескажу вкратце, как помню.
– Ну что же, ребята, пришло время нам прощаться. Сегодня последний день моего директорства. (В этот момент зал "охнул", - как пишется в романах.)
–
– Бесполезно мне, друзья мои, дальше сидеть директором. Не надеюсь добиться: Нет уже не времени впереди, ни энергии. А может, нет и ума.
Из зала звучат нечленораздельные возражения. Возглас:
– Вы еще лучше молодого.
– Нет, не лучше. 75 лет - большой возраст.
– Я очень вам всем благодарен. Бывал груб, несправедлив. Одно скажу: никогда не примешивались личные отношения. Ругался только за дело, только за больных. Но каюсь: всегда избегал близкой дружбы с вами. Страдал от этого - хорошие вы люди. Когда-то на войне и в Брянске убедился: чтобы быть руководителем в большой хирургии, чтобы требовать дело - дружить нельзя. Так уж люди созданы.
Снова возгласы:
– Останьтесь, останьтесь, хоть на год:
– Нет, не останусь. Уже два года я ждал этого дня с нетерпением и много раз проигрывал проводы. Вот видите - чуть не плачу:
– Поработали мы все, в общем, не так уж плохо. Слышали отчет: 52 тысячи прооперированных сердечных больных. Правда, шесть процентов умерли. Но остальные-то ушли живыми. Конечно, можно бы лучше. Именно это меня и гнетет. Но лучше я организовать не смог.
– И еще одно скажу: мы сохранили честь. Смею думать, что не ошибаюсь. Удержались от этой заразы - взяток. И за это вам спасибо всем.
"Многие плакали" - таков штамп, но что сделаешь, если таки плакали. (На пленке записано.)
– Не могу не сказать о будущем. О вашем будущем, потому, что у меня его уже нет, то есть, конечно, я буду делать науку, напишу книгу. Но это все не то. Поэтому - о вас. Об Институте.
– Директора будете выбирать сами. Не спрашивайте у меня совета: я действительно не знаю, кто лучше из тех, кого знаете. К демократии вы уже привыкли, по ней и действуйте. Для этого я добивался хозрасчета и самоуправления, чтобы при любом директоре не пропал коллектив. Нет, не то говорю - чтобы не пострадали больные.
– Конечно, нужно двигаться вперед. Вы все знаете - куда. Сотни раз говорили.
– Еще раз спасибо вам всем, товарищи. Простите, если кого обидел понапрасну. Это все.
И сел. Нет, слезы удержал.
С десяток секунд все сидели подавленные. Потом вышел Гриша Квачук, заведующий отделением стимуляторов. Хорошую речь сказал, искреннюю. Всю не запомнил, но конец был примерно такой:
– Хочется удержать вас и сказать, как нашкодившие школьники: "Николай Михайлович! Простите нас, мы больше не будем. Не
– Спасибо, Гриша. Растрогал ты меня. Однако решение твердо. Уходить нужно вовремя. Спасибо еще раз всем.
И сошел со сцены.
Все пошли на операции. В три часа, "был сервирован чай". Без выпивки, к сожалению, (дань времени!), но с тостами под виноградный сок. Душевно прошло.
Грустный день. 0чень грустный.
Ладно, уже час ночи. Спать пора. Завтра начнется новая жизнь.
Теперь самое время сделать долгий перерыв в записках. Может быть, и насовсем.
... ... ...
Так закончился дневник. Дальше буду писать по памяти и отрывочным заметкам в записных книжках, в которые заносил всякие мысли по науке.
29. 1989-90 гг. Народный депутат.
Жизнь продолжалась.
В декабре выбрали нового директора. Никого не предлагал: сами думали. Два кандидата - Кнышов и Зиньковский. По-честному, я не знал который лучше. Выбрали Кнышова с преимуществом в треть голосов.
Отчет за год еще делал сам: 1860 операций с АИК, 13% смертность, Всех операций около 4900, суммарная смертность - 5,3%. С этими цифрами сдал институт. По ним будут сравнивать " новую династию" со старой.
Решил, что буду ходить в институт два раза в неделю, только на операции. Конференции не посещать. В управление институтом не вмешиваться: " кто едет тот и правит".
Геннадий вполне справлялся. Были "роптания", недовольство, однако - неосновательные. Темпы работы немного замедлились, но в этом виновата перестройка - производство сократилось.
... ... ...
Не успел приспособиться к изменениям жизни - найти занятия, как захватили новации. В стране началась выборная кампания.
В конце декабря пришел Витя и сказал примерно такое:
– Вы теперь освободились: Что если мы выдвинем вас в депутаты ?
Вот какой Витя Заворотный. Второй раз меняет мою судьбу.
Сначала я руками замахал.
– Зачем мне!
А потом подумал: новое время наступает, новые возможности будут у депутата. "Можно людям помочь". Высокопарно звучит, да? Но так и было. Два дела требовали вмешательства: состояние медицины, и физкультура в школах. Уверен, что через нее можно улучшить здоровье детей. Задумки по медицине: хозрасчет, контроль качества работы и квалификации врачей, новая история болезни.
Все вместе: новое поле деятельности. Не иссякли еще силы, а операции скоро кончатся: возраст, хирургия - работа ручная. Наконец, просто нужно заполнить вакуум.
В общем: согласился.
... ... ...
Закрутилась избирательная компания. Создали штаб. Пожалуй, главным организатором был Миша Зинченко, приятель из Райкома.. Избирательный закон гласил: половину депутатов - от граждан, вторую - от общественных организаций, по разнарядке: партия, профсоюзы, и много других.