Голоса выжженных земель
Шрифт:
Хороший эвфемизм для «противогаза». Стягиваю резиновую морду, затонированный визор, защищающий от солнца, здесь только мешает. Сразу становится светлее.
– Верхнюю одежду можете оставить в гардеробе.
Вот и для «химзы» нашлось свое определение…
Мы в обширном холле, площадь которого явно превышает основание крошечной башенки. Интересно… Рассматриваю богатый интерьер, возникающий из тьмы прямо на моих глазах. Паркетный пол из дорогого сорта древесины, вдоль стен, убранных бархатными занавесками, удобные кожаные диванчики, стойка гардероба –
Вежливый «силуэт», превращенный разгорающимся светом ламп в здоровенного охранника в элегантной «двойке», терпеливо наблюдает за нами. Гостями… видимо, из будущего. Нет в нашем времени роскошных холлов, работающих гардеробов и зовущих в пляс «бунц-бунц».
– Что думаешь? – шепчет в затылок Зулук, до сих пор скрывающийся за моей спиной.
– Я не думаю. Мы же в Узле силы, значит, нужно готовиться к любой блуде. Дискотека – не худший вариант, между прочим.
Моя одежда под химзой – древняя вязаная кофта и потертые джинсы – выглядит, мягко говоря, непрезентабельно. Зулук в адидасовских трениках и грязной олимпийке – ну точно пожилой гопник, – картина еще более унылая. Однако могучий охранник с профессиональной улыбкой пропускает нас в темный, мерцающий стробоскопами зал.
– Приятного вечера.
Яростно грохочущая музыка мгновенно захлестывает нас. Она больно давит на уши, а вспышки света и хаотично обстреливающие огромное пространство прожекторы выжигают сетчатку. Давненько я не был в подобного рода заведениях… Тяжко здесь без привычки.
Зулук что-то кричит, но я его не слышу. Наверняка жалуется на жизнь, ругает современную (современную чему?) молодежь и «дегенеративную музыку». А мне – пусть я оглохший и ослепший – здесь нравится, бахнуть бы горячительного, и можно хоть сейчас пускаться в дикий пляс. Я не такой старый и замшелый, как некоторые!
На танцполе извиваются тела танцующих, людей немного, но все отдаются волшебному биту с такой кипучей энергией, что невольно возникают мысли об экстази. Н-да, мне среди беснующихся делать без химии нечего… Тащу маркиза за собой в противоположный конец зала, если я еще что-то соображаю в развлекательных заведениях, то где-то должен быть чилл-аут, зона отдыха для перетанцевавших.
Вместо чилл-аута обнаруживаем полноценный, хоть и небольшой бар. Музыка долетает и сюда, но теряет в пути самые оглушающие децибелы.
– Я слишком стар для этого, – бормочет Зулук, и я его наконец-то слышу.
– Сколько тебе лет? – мы пробираемся сквозь тесно составленные столики, но никак не можем обнаружить вакантные места. Поиски затрудняет висящий удушающим смогом табачный (и не только) дым.
– Немногим больше твоего, – маркиз ворчит, обходя очередное препятствие. – Но я никогда не любил…
Мы обтекаем очередной занятый столик с разных сторон, и я так и не узнаю, чего Зулук никогда не любил. Не велика потеря, если говорить начистоту.
Вскоре мы приходим к неутешительному
Не знаю, почему он принял высокий барный табурет за петушиный насест, моя душевная организация не столь тонка, а незнание освобождает от мук выбора – с некоторым трудом вскарабкиваюсь на четырехногое чудо, напоминающее другое малоуважаемое животное – спортивного козла, сильно усеченного по длине. Табурет, зараза такая, оказывается жутко неудобным, его «седалище» меньше моего и, кроме дискомфортных ощущений в пятой точке, я каждую секунду рискую низвергнуться с сомнительного пьедестала… Петушиное-не петушиное, но что-то извращенное в этой жертве дизайна определенно есть.
Маркиз с проклятиями следует моему примеру, он еще более потешный «альпинист», чем я. Два неуклюжих старпера…
– Чем я могу вас угостить? – бармен, парень студенческого возраста, не чета нам, получившим свое высшее образование еще до Войны, приветливо улыбается.
– В кредит наливаете? – желчно уточняет маркиз. Правильный вопрос, с деньгами – с теми деньгами – у нас туго.
– Никаких кредитов, все за счет заведения, – улыбка бармена становится шире, но в приливе благодарности я прощаю ему эту зубастую голливудщину.
– Что у вас в ассортименте? – я нетерпелив, я уже весь в предвкушении.
– Все! – отличный ответ, мой любимый. Остается выбрать из внушительного списка возможностей.
– Коньяк, – Зулук опережает меня. На лице его глупо-восхищенное выражение. Гляжусь в него, как в зеркало…
– Я буду пиво, – и выразительно тычу пальцем в краник с лейбой уважаемых чешских пивоваров.
– Одну секунду, – суетится паренек по ту сторону бара. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
– А разве барменам можно с посетителями…?
– Барменам категорически запрещено, но я тут еще и хозяин по совместительству, так что на правах хозяина… Вы не против?
– С удовольствием, – маркиз тянет к нему руку. – Я Зулук, моего коллегу можно называть Солдатиком.
Опять эта сумасшедшая рожа лезет поперек батьки! Еще минуту назад дрожал от страха и прятался у меня за спиной… Шустрый какой, слов нет.
– Зулук и Солдатик? – слегка удивленно переспрашивает бармен-хозяин. – Ну тогда я Химик, с вашего позволения.
– Химик в хорошем смысле или…?
Да заткнется этой неугомонный шиз или нет?! Сейчас обидит доброхота, и останемся мы с горящими трубами.
Однако бармен сама любезность, хоть и немного туманная:
– Трудно сказать. Для меня оба смысла хороши.
Поднимаю холодный бокал дурманящего пива (мы не виделись с ним два десятка лет!) за знакомство. Зулук добавляет:
– И за радушие щедрого хозяина!
Чокаемся. Бармен, как и я, предпочитает пиво, своей «посудой» мы сдавливаем тщедушной пузатый бокальчик маркиза с двух сторон. Два Голиафа и крошка Давид.