Голосок
Шрифт:
Юрий Николаевич ГЛАЗКОВ
ГОЛОСОК
...Корабль пронизывал пространство, и впереди лежало черное, бесконечное безмолвие. Немигающие звезды застыли в глубинах космоса.
На борту корабля находились три представителя военного департамента и ученый.
Ученому принадлежал ящик с трубками, приборами, питательными растворами и прочей требухой, как пренебрежительно называли содержимое блестящего контейнера хозяева корабля - военные.
У военных были свои заботы - под прицелами города, базы, аэродромы, ракеты, целые страны и континенты... Блестящий контейнер просто вызывал у них
"Навязал нам сенатор этого ученого, - мысленно рассуждал командир Петерсон, уставясь в потолок.
– Теперь при нем то не сделай, то спрячь, это не включи! Не корабль, а летающая богадельня, созрело у него там, видите ли, что-то..."
– Эй, доктор!
– громко и неожиданно произнес Петерсон.
– Как себя чувствуете? Как невесомость?
– Благодарю вас, полковник, - откликнулся доктор Старкер.
– У меня все вроде бы нормально, я вот о нем думаю...
– Он тронул блестящий контейнер.
– О нем?!
– Командир рассмеялся.
– А что о нем думать?!
– Не могу понять, как он перенес стартовые перегрузки и встретил невесомость, - серьезно ответил доктор.
– Это, понимаете ли, очень для него важно...
– Док, вы говорите как о живом человеке! А ведь это просто железная банка с лампочками!
– хохотнул пилот Гавр, сидевший поблизости с закрытыми глазами и, казалось, спавший.
Командир Петерсон кивнул и, взглянув на пилота, подмигнул ему. Доктор смущенно поерзал.
– Пилот Гавр, вы совершенно справедливо это заметили, - вежливо ответил доктор.
– Но, простите, очевидно, вы не совсем понимаете значение моего эксперимента, как, впрочем, и я не осведомлен о вашей, наверное, очень важной миссии в космосе.
– Он говорил так, будто прислушивался к музыке Баха, звучавшей где-то за обшивками корабля; лицо его стало задумчивым и сосредоточенным.
– То, что находится в этой "железной банке", как вы изволили выразиться, действительно еще не живой организм, а лишь клетки, способные его создать. Они созрели для своих функций позавчера, и хранить их больше было нельзя, поэтому меня так срочно включили в вашу команду. Но я не буду мешать вам, я все сделаю сам. Мне предстоит создать здесь, в космосе, в невесомости, живой мозг, иначе на Земле из-за гравитации ничего не получится, там не добьешься равномерности раствора... И... и я очень волнуюсь, сэр... простите...
Гавру стало скучно. Ему всегда становилось скучно, когда он не понимал собеседника или даже отдельных слов из его речи. Пилот шумно вздохнул и уже лениво обронил:
– Кому все это нужно, док?.. Ведь люди и так родились в космосе: жизнь "варится" в его глубинах, там и разум рождается... Хотя...
– Он потянулся, хрустнув суставами, продолжил: - Хотя я лично не против еще одного члена экипажа. Надеюсь, он будет отличным помощником...
– Вы сошли с ума, Гавр!
– встрепенулся Петерсон.
– Лишний член экипажа! У меня и скафандра на него нет, не говоря уже о питании...
– Что вы, что вы, полковник, - торопливо заговорил доктор, - это же не будет член экипажа в полном смысле слова, это будет лишь мозг, а его мы подключим к датчикам вашего корабля, он будет видеть и слышать благодаря радарам, антеннам, приемникам вашего лайнера, полковник. У него не будет рук и ног, ему не надо скафандра, он не будет бегать, вернее, летать по вашему кораблю и мешать вам...
– А-а...
– серьезно произнес Петерсон.
– Все-таки паек, док, только на нас, людей, а на него...
– Он замялся, не зная, как сказать.
– На вашего... беби стартовая команда не рассчитывала.
Тут скучающий Гавр оживился снова:
– А почему он, а не она, сэр? Может, это будет нечто с бабской логикой, а нам тут... ну, в общем... мы же мужчины!
– Он хохотнул и толкнул доктора в плечо. Старкер вздрогнул от неожиданности и улыбнулся одними губами.
– Мозговая деятельность - сложный процесс, - произнес он извиняющимся тоном, - это и химия, и физика, и электричество, и биополе... У него будет своя память и свое биополе, причем очень мощное, способное впитать знания тысячелетий в считанные секунды. Электрическая составляющая поля будет преобразована через ваш компьютер на динамики корабля - мы сможем услышать его голос...
– Ладно, - прервал доктора Петерсон, взглянув на приборы. Уговорили. Вас, док, мы даже назначаем отцом родным или матерью - кем хотите. А сейчас все за дела, у нас их много...
Петерсон встал первым.
Работали молча. Каждый делал свое дело. Время от времени Гавр покачивал головой и, перехватив взгляд коллег, тыкал пальцем в сторону Старкера, делая дурацкое и снисходительное лицо. Старкер ничего не замечал - он был всецело занят своим ящиком, кутая его в тепловые кожухи.
Рабочий день закончился. Люди забрались в спальные мешки и там привычно устроились. Из мешков торчали лишь головы. На лысой голове Петерсона, похожей на регбийный мяч, играли причудливыми зигзагами блики светильника. Светлые усы Гордона делали черный мешок с торчащей из него головой похожим на висящего в воздухе кота с поджатыми лапами и свернутым хвостом. Ну а раскачивающаяся в невесомости коса Гавра, выходца из индейцев, походила на змею, исполняющую магический танец.
В корабле наступила тишина.
Только Старкер возился со своим ящиком. Он сливал растворы, что-то подогревал, переставлял ящик с места на место, присоединял к нему пучки кабелей, которые связывали прибор с компьютером, системой электроснабжения, приборами корабля, его телескопами, пультами, локаторами, антеннами...
Наконец Старкер неуклюже забрался в мешок и заснул.
Первым вскочил Петерсон. И сразу поднял свою команду.
– Гавр, включай локатор, пощупай Север, там эти блондины подозрительно суетились в своих фиордах.
Пилот включил локатор. На экране побежала береговая черта, фиорды, строения, причалы.
– А это что?
– неожиданно прозвучал чуть дребезжащий, тонкий голосок.
– Что значит - что?!
– рявкнул Петерсон.
– Здравствуйте, - ответил тот же голосок, - я вас уже знаю. Гордон, будьте добры, подтяните крепление динамика на седьмой стойке, тогда я не буду так противно дребезжать.
Гордон кинулся к стойке и подтянул винт. Петерсон и Гавр изумленно молчали.
– Спасибо, Гордон.
– Голосок перестал дребезжать и стал мелодичным.