Голова профессора Доуэля
Шрифт:
Лоран быстро закрыла кран и уселась с книжкой в руке, все еще возмущенная. Голова Доуэля опустила веки, как человек, погруженный в дремоту.
Вошел профессор Керн.
Он подозрительно посмотрел на Лоран.
– В чем дело? Вы чем-то расстроены? Все в порядке?
– Нет… ничего… все в порядке… семейные неприятности…
– Дайте ваш пульс…
Лоран неохотно протянула руку.
– Бьется учащенно… Нервы пошаливают… Для нервных, пожалуй, это тяжелая работа. Но я вами доволен. Я удваиваю вам вознаграждение.
– Мне не нужно, благодарю вас.
– «Мне не нужно». Кому
Лоран ничего не ответила.
– Вот что. Надо сделать кое-какие приготовления. Голову профессора Доуэля мы поместим в комнату за лабораторией… Временно, коллега, временно. Вы не спите? – обратился он к голове. – А сюда завтра привезут два свеженьких трупа, и мы изготовим из них пару хорошо говорящих голов и продемонстрируем их в научном обществе. Пора обнародовать наше открытие.
И Керн снова испытующе посмотрел на Лоран. Чтобы раньше времени не обнаружить всей силы своей неприязни, Лоран заставила себя принять равнодушный вид и поспешила задать вопрос, первый из пришедших ей в голову:
– Чьи трупы будут привезены?
– Я не знаю, и никто этого не знает. Потому что сейчас это еще не трупы, а живые и здоровые люди. Здоровее нас с вами. Это я могу сказать с уверенностью. Мне нужны головы абсолютно здоровых людей. Но завтра их ожидает смерть. А через час, не позже, после этого они будут здесь, на прозекторском столе. Я уж позабочусь об этом.
Лоран, которая ожидала от профессора Керна всего, посмотрела на него таким испуганным взглядом, что он на мгновение смешался, а потом громко рассмеялся.
– Нет ничего проще. Я заказал пару свеженьких трупов в морге. Дело, видите ли, в том, что город, этот современный молох, требует ежедневных человеческих жертв. Каждый день с непреложностью законов природы в городе гибнет от уличного движения несколько человек, не считая несчастных случаев на заводах, фабриках, постройках. Ну и вот эти обреченные, жизнерадостные, полные сил и здоровья люди сегодня спокойно уснут, не зная, что их ожидает завтра. Завтра утром они встанут и, весело напевая, будут одеваться, чтобы идти, как они будут думать, на работу, а на самом деле – навстречу своей неизбежной смерти. В то же время в другом конце города, так же беззаботно напевая, будет одеваться их невольный палач: шофер или вагоновожатый. Потом жертва выйдет из своей квартиры, палач выедет из противоположного конца города из своего гаража или трамвайного парка. Преодолевая поток уличного движения, они упорно будут приближаться друг к другу, не зная друг друга, до самой роковой точки пересечения их путей. Потом на одно короткое мгновение кто-то из них зазевается – и готово. На статистических счетах, отмечающих число жертв уличного движения, прибавится одна косточка. Тысячи случайностей должны привести их к этой фатальной точке пересечения. И тем не менее все это неуклонно совершится с точностью часового механизма, сдвигающего на мгновение в одну плоскость две часовые стрелки, идущие с различной скоростью.
Никогда еще профессор Керн не был так разговорчив с Лоран. И откуда у него эта неожиданная щедрость? «Я удваиваю вам вознаграждение…»
«Он хочет задобрить, купить меня, – подумала Лоран. – Он, кажется, подозревает, что я догадываюсь или даже знаю о многом. Но ему не удастся купить меня».
Новые обитатели лаборатории
Наутро на прозекторском столе лаборатории профессора Керна действительно лежали два свежих трупа.
Две новые головы, предназначенные для публичной демонстрации, не должны были знать о существовании головы профессора Доуэля. И потому она была предусмотрительно перемещена профессором Керном в смежную комнату.
Мужской труп принадлежал рабочему лет тридцати, погибшему в потоке уличного движения. Его могучее тело было раздавлено. В полуоткрытых остекленевших глазах замер испуг.
Профессор Керн, Лоран и Джон в белых халатах работали над трупами.
– Было еще несколько трупов, – говорил профессор Керн. – Один рабочий упал с лесов. Забраковал. У него могло быть повреждение мозга от сотрясения. Забраковал я и нескольких самоубийц, отравившихся ядами. Вот этот парень оказался подходящим. Да вот эта еще… ночная красавица.
Он кивком головы указал на труп женщины с красивым, но увядшим лицом. На лице сохранились еще следы румян и гримировального карандаша. Лицо было спокойно. Только приподнятые брови и полуоткрытый рот выражали какое-то детское удивление.
– Певичка из бара. Была убита наповал шальной пулей во время ссоры пьяных апашей. Прямо в сердце, – видите? Нарочно так не попадешь.
Профессор Керн работал быстро и уверенно. Головы были отделены от тела, трупы унесены.
Еще несколько минут – и головы были помещены на высокие столики. В горло, в вены и сонные артерии введены трубки.
Профессор Керн находился в приятно-возбужденном состоянии. Приближался момент его торжества. В успехе он не сомневался.
На предстоящую демонстрацию и доклад профессора Керна в научном обществе были приглашены светила науки. Пресса, руководимая умелой рукой, помещала предварительные статьи, в которых превозносила научный гений профессора Керна. Журналы помещали его портреты. Выступлению Керна с его изумительным опытом оживления мертвых человеческих голов придавали значение торжества национальной науки.
Весело посвистывая, профессор Керн вымыл руки, закурил сигару и самодовольно посмотрел на стоящие перед ним головы.
– Хе-хе! На блюдо попала голова не только Иоанна, но и самой Саломеи. Недурная будет встреча. Остается только открыть кран, и… мертвые оживут. Ну что же, мадемуазель? Оживляйте. Откройте все три крана. В этом большом цилиндре содержится сжатый воздух, а не яд, хе-хе…
Для Лоран это давно не было новостью. Но она, по бессознательной почти хитрости, не подала и виду.
Керн нахмурился, сделался вдруг серьезным. Подойдя вплотную к Лоран, он, отчеканивая каждое слово, сказал:
– Но у профессора Доуэля прошу воздушного крана не открывать. У него… повреждены голосовые связки и…
Поймав недоверчивый взгляд Лоран, он раздраженно добавил:
– Как бы то ни было… я запрещаю вам. Будьте послушны, если не хотите навлечь на себя крупные неприятности.
И, повеселев опять, он протяжно пропел на мотив оперы «Паяцы»:
– Итак, мы начинаем!
Лоран открыла краны.