Голова Путешественника
Шрифт:
– Ну, знаете ли! – с деланным ужасом всплеснула руками Мара.
– И, помимо всего прочего, – продолжал Найджел, – у нее еще и своя головная боль. Предположим, это она убила Освальда.
– Этого предполагать мы не будем, – с угрожающим спокойствием возразил Лайонел.
Мара дотронулась до его руки.
– Нет, отчего же. Давайте предположим. Так за что же мне было убивать Освальда?
– Свой мотив вы назвали еще тогда, в июне, за чаем. Вы сказали, что можете убить только из-за одной-единственной вещи – из мести.
Последнее
– Из мести? С чего бы это Маре… – произнес наконец Лайонел.
„Значит, ты не знаешь, – подумал Найджел. – И не мне рассказывать тебе об этом“. Поэтому он шутливым тоном сказал:
– О, у Мары всегда на кого-нибудь зуб – вы же знаете, она никому ничего не спускает… Но давайте вернемся к вашему первому вопросу, только сформулируем его несколько по-иному: кого из вас мне меньше всего хотелось бы видеть повешенным за убийство Освальда? Отвечу вам, не задумываясь, сразу и бесповоротно. Роберта Ситона.
Он заметил, как моментально исчезло напряжение, которое сковывало молодого человека.
– Ну, это уже что-то, – с облегчением промолвил Лайонел. – Надеюсь, такой опасности не существует… – Найджелу показалось, что он чего-то недоговорил. – Боюсь, что вы не представляете себе реальной ситуации. Опасность существует. У вашего отца самый убедительный мотив из всех, если не считать вашей приемной матери. И…
– Но он же ушел тогда на прогулку. Он бы…
– Не пошел на прогулку, если бы ждал Освальда? Но он ведь мог выйти встретить его. Он пошел по дороге на Чиллингхэм; он забыл, что Освальд не знает, не может знать, что срезать угол через лес теперь нельзя, что дорогу там перегородили колючей проволокой. И он ждал его на той дороге, которая была открыта.
На лице Мары отразилось еще большее страдание. Ее белые, крепко сжатые кулаки похожи были на заплаканные скомканные носовые платки. Найджел продолжал:
– Если полиция узнает, где Освальд остановился, когда приехал в Англию, и если она обнаружит что-нибудь, указывающее на его связь с Робертом, – например, письмо от Роберта, приглашающее его тайком приехать в Ферри-Лейси, – то в этом случае положение Роберта будет очень и очень непростым. Думаю, вы это понимаете.
– Но отец ведь не встретился с ним на дороге, – возразил Лайонел. – Так что…
– А где доказательства, что Освальд был убит в Плаш-Мидоу? Пока мы не можем быть уверены даже в том, что он вообще туда приходил.
Мара Торренс медленно опустила правую руку в воду. Вода в Темзе не кипела, но ее жест необъяснимым образом напомнил Найджелу средневековую пытку.
– А помогло бы, если бы кто-нибудь видел Освальда в Плаш-Мидоу в ту ночь? – медленно спросила Мара.
– Могло бы помочь. Впрочем, это зависит от обстоятельств. – Найджел пристально наблюдал за ее лицом. – Но лжесвидетельствовать
– Не дури, Мара! – воскликнул Лайонел и неожиданно бросил на Найджела полный враждебности взгляд. – Ему нельзя доверять.
– Я вообще никому не доверяю, – хмуро ответила Мара. – Знаешь что, дорогой, оставь нас вдвоем, мне нужно поговорить с мистером Стрейнджуэйзом. Иди. Я хочу поговорить с ним наедине.
– Я думаю, ты делаешь ошибку.
– Уйди. Прошу тебя. Пожалуйста.
– Ну хорошо, раз я тебе не нужен… – проговорил Лайонел, совсем как обиженный ребенок, и с недовольным видом стал выбираться из лодки.
– Только один вопрос, прежде чем вы уйдете, – остановил его Найджел. – Я собираюсь спросить вас об этом уже несколько дней. Вы утверждаете, что в ту ночь крепко спали и даже грозы не слышали. Но на днях, когда на меня набросился Финни Блэк и когда я позвал на помощь, вы сказали, что проснулись от крика. Создается впечатление, что между вашими двумя заявлениями есть некоторое противоречие.
Упершись руками в бока, Лайонел смотрел на него с берега сверху вниз. На лице у него появилось жестокое выражение.
– Я могу сказать только, – проговорил он, – что от грома я не просыпаюсь, а от криков о помощи просыпаюсь. Делайте из этого какие угодно выводы. – Он повернулся и пошел прочь.
– Вы ведь не думаете… – начала было Мара.
– Это, может быть, самая святая правда. Он ведь был на фронте.
Они замолчали. Теперь, когда они остались одни и им уже никто не мешал, Маре невероятно трудно было начать разговор первой, – неожиданно для самой себя она застеснялась. Тем временем Найджел любовался ее прямыми черными волосами, которые сейчас переливались на солнце, бледным как полотно лицом с похожими на синяки темными полукружьями у глаз и пунцово-красными губами.
– Вы его любите?
Девушка стряхнула с себя задумчивость.
– Дело совсем не в этом. – Она похлопала по подушке рядом с собой и по-детски виновато посмотрела на Найджела. – Подойдите сюда и сядьте. Да бросьте вы, не бойтесь, я не собираюсь вас совращать, – нетерпеливо добавила она. – И почему только все меня боятся? Я не могу разговаривать, когда вы смотрите на меня, как психиатр, через стол.
Найджел сел рядом с ней.
– Так лучше?
– Угу. Милый, добрый дядюшка Стрейнджуэйз!
Она как бы непроизвольно придвинулась к нему. Он чувствовал, как ее нога, от бедра до пальчиков ног, прижимается к его ноге. Наконец Мара быстро, не глядя на него, заговорила:
– По-моему, да. Я люблю Лайонела. Я имею в виду, разумеется, что мне хочется лечь с ним в постель. Видно, я на то только и гожусь, чтобы со мной переспать. А он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Но я боюсь, у меня просто духу не хватает. Понимаете, я для этого не гожусь, и меня уже не переделаешь. Если бы дело было только в Лайонеле, я бы рискнула – будь что будет. Но…