Головач-3
Шрифт:
Карли Энн открыла рот, чтобы сказать что-то, но осознала, что это лишь сыграет Доре на руку. Вместо этого она запрокинула голову назад, заорала:
– Давайте!
– и снова широко разинула рот, приготовившись к очередной порции мокроты.
Отсчет продолжался:
– Шестьдесят шесть!
Хрррр-КХА!
– Шестьдесят семь!
Хрррр-КХА!
– Шестьдесят восемь!
Хрррр-КХА!
Брайс побрел к все еще стоящим в очереди Оги и Кларку.
– Я ухожу. Это выше моих сил.
– Где твое милосердие, Брайс?
– сказал Оги с бесстрастным лицом.
– Милосердие?
–
– Вам, жлобам, должно быть стыдно за себя, - с отвращением произнес Брайс.
– Да, должно быть, - сказал Оги.
– Но нам не стыдно!
– закончил за него Кларк. Снова раздался гиений смех.
Брайс бросил Оги ключи.
– Я возвращаюсь в отель пешком. А вы, два примерных горожанина, пока развлекайтесь.
В след удаляющемуся Брайсу несся смех.
– Мы всего лишь обращаемся к своему первобытному, лимбическому "я", Брайс!
– крикнул Кларк.
– Не волнуйся!
– добавил Оги.
– Мы расскажем тебе, кто выиграл.
Брайс повернулся, чтобы показать им обоим средний палец, но так и не сделал это, поскольку на глаза ему попался кашляющий и задыхающийся Милтон Уоллер, который снова набрал полный рот зернистой черной флегмы и...
– Семьдесят!
... и уронил ее прямо Доре на язык.
– Лучший харч, который я проглотила за весь вечер!
– воскликнула старуха.
– По вкусу похоже на мясо! С дымком!
Брайс полубегом ретировался с ужасного заднего двора. Ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от негодования и отвращения. Он едва видел бродящих вокруг него людей, ему несколько раз пришлось останавливаться, чтобы сориентироваться и убедиться, что он идет в правильном направлении. Ближе к концу "главной улицы" он прошел мимо шумного трейлера, где, очевидно, играли в покер. И услышал - или ему показалось - как веселый голос с деревенским акцентом произнес:
– Едрить-колотить, Фарлер! Если сейчас не проиграешь, придется нам устроить тебе "головач"!
Вслед за этим раздался хохот, и Брайс покосился на шаткое жилище. Неужели он только что сказал... Но потом, отогнав от себя эту мысль, понял, что ему все равно. Он просто хотел свалить отсюда.
Наконец, Брайс выбрался из официального периметра Бэктауна. Слава богу. Петляющая дорога, похоже, была неплохо освещена луной. И он знал, что возвращение в мотель не займет много времени. Но не успел он отправиться в путь, как...
Черт, ссать хочу, как скаковая лошадь.
Он не понимал, зачем ему нужно быть таким щепетильным. Я могу поссать где угодно. Весь этот ГОРОДОК - сплошной сортир. Но его гарвардская культура настаивала, чтобы он сделал это хотя бы не посреди дороги. Он сделал несколько шагов в лес и нашел подходящее дерево.
Что это?– мысленно поинтересовался он, вглядываясь в пропитанные лунным светом деревья.
Оказалось, это всего лишь древняя ветхая хибара. Провисшую крышу покрывала бессистемно уложенная черепица из жестяных банок. Немногочисленные окна строения, казалось, давно уже потеряли свои стекла. Брайс уставился на лачугу, словно завороженный. Но почему - было для него загадкой. Он подошел ближе, не обращая внимания на давящий мочевой пузырь. Наверное, это была игра лунного света, но лачуга будто искажалась, некрашеные дубовые доски, казалось, источали слабое серое свечение. Что я делаю?– слегка встревожено спросил он себя.
Ему захотелось зайти в хибару.
Входная дверь - если это можно так назвать - состоящая из трухлявых дубовых досок, была закрыта, В центре двери был закреплен тусклый бронзовый овал, представляющий собой полусформированное лицо. Просто два глаза, безо рта и каких-либо других отличительных особенностей. Выглядело это "лицо" угрюмо, и даже зловеще.
Хотя, что за глупости? Это всего лишь дверной молоток.
В голову ему просочилась нездоровая мысль: Я постучу в дверь... и кто-то ответит...
Снова какая-то глупость. Это всего лишь старая дерьмовая лачуга, многие годы гниющая в лесу. Хотя проникновение - это совсем другое, и его повышенная городская чувствительность подняла тревогу. Его там могли поджидать несметные опасности. "Крэковые" наркоманы, "метамфетаминщики", сумасшедшие бомжи. И все же Брайс не стал обращать внимание на глас здравого смысла. Почему бы мне просто не поссать и не свалить отсюда? И опять его действия оказались для него загадкой. Скорее, это походило не на любопытство, а на непреодолимое желание.
Он распахнул хлипкую дверь и вошел.
Крошечный фонарик на брелке заполнил интерьер хибары сверхъестественным свечением. Внезапно Брайс задался вопросом, не галлюцинирует ли он. Может, кто-то в трейлер-парке подсыпал ему в напиток ЛСД или типа того? Но, нет, он ничего не пил.
Тогда что это за хрень? Болотный газ?
Но это всего лишь лес, не так ли? Здесь нет никаких болот.
Смрад гнилого дерева - и другие менее различимые запахи - били ему в ноздри. Водя лучом фонарика вверх-вниз, он увидел, что все углы помещение опутаны толстой, как марля паутиной. На стенах висели старые мертвые осиные гнезда, большие, как футбольный мяч. Хотя присутствовала высокая вероятность того, что мертвы были далеко не все. От одного сделанного вперед шага пол скрипел несколько полных секунд. На голой дощатой стене висело что-то похожее на изъеденный червоточиной листок бумаги. Брайс наклонился ближе и посветил фонариком. Да, это был листок бумаги. Часть его держалась за стену с помощью плесени, но он смог прочитать надпись: "Домашний любимец 1994 года по версии журнала "Пентхаус"". Джина Как-Там-Ее провисела на стене все эти двадцать лет. И теперь от нее остался лишь смутный призрачный образ, испещренный белыми пятнами. Видны были только впечатляющие имплантанты, и густая шапка крашенных, кажется, в рыжий цвет волос. Четкость же сохранили лишь темные точки глаз. Но когда Брайс переместил луч фонарика чуть выше, сердце у него екнуло.