Головач-3
Шрифт:
– О, - произнесла Сара Мэй. Она сунула платок обратно в компактную красную сумочку, в которую, судя по размеру, не поместилось бы ничего кроме бумажника и губной помады.
– Так что это за место, куда мы идем?
– спросил Оги.
– "Перекресток", прямо тут рядом. Она указала на стоящую через улицу таверну с красной неоновой вывеской.
– Это просто тихий соседский бар.
– Такой мне больше по вкусу, - сказал Брайс.
– "Сэлли" - слишком шумный для меня.
Они перешли через главную улицу и оказались у входа в "Перекресток". Приглушенный шум,
Он подозревал, что Оги будет несказанно рад возможности еще выпить. Брайс надеялся, что у него хватит ума не говорить, что они втроем ездили сегодня в Бэктаун. Но потом задался вопросом, не покажется ли подозрительным, если они не упомянут это. Куча людей видела их, и ее кузен, Логер, знает, что они разговаривали с Баббой. Слухи здесь разносились моментально. Что он скажет, если Сара Мэй спросит его об этом позже?
О, извини, просто мы забыли упомянуть, что болтали с твоей кузиной - точнее, пытались - как раз перед тем, как она умерла от кровопотери.
Внутренности Брайса будто сжали невидимые руки. Им предстояло еще несколько дней подобных "домысливаний", прежде чем они смогут вернуться домой и оставить позади этот кошмарный городишко с его "харчеглоталками" и "мозготрахарями".
Нам нельзя терять самообладание,– сказал Оги, пока они ждали Сару Мэй. Эти деревенщины, наверняка, думают, что "экстрадиция" это то, чем занимаются в День Благодарения.
Брайс неохотно согласился, но им необходимо отвести от себя все подозрения. По этой самой причине им нельзя уезжать. Именно поэтому исчезновение Кларка так их тревожило. Они безоговорочно доверяли ему до сегодняшней ночи, но никогда не знаешь, кто как себя поведет в кризисной ситуации.
Он отрубился в номере, вот и все!
Брайс опять придержал дверь для Сары Мэй, и Оги снова сделал мысленные "снимки" ее вида сзади. Брайс вздохнул, и они гуськом вошли в бар. По сравнению с шумной и потной атмосферой "Сэлли" "Перекресток" оказался приятной альтернативой. Музыка присутствовала, но она была такой же сублимальной, как обрывки праздных бесед, доносящихся из кабинок и из-за столиков.
Сара Мэй выбрала столик, и Брайс выдвинул для нее стул, затем сел напротив нее. Оги направился прямиком в бар, чтобы заказать им выпить.
– Так это местная "забегаловка", - сказал Брайс, почувствовав атмосферу.
Пара местных парней играли в углу в бильярд. Один ударил кием, и шары защелкали и глухо застучали об обитые фетром бортики.
Брайс одобрительно кивнул.
– Приятная перемена, скажу я тебе.
Один из бильярдистов загоготал.
– Тебе фол, тупица!
– Мне нравится этот бар, - сказала Сара Мэй.
– И всяких уродов здесь не бывает.
Брайс решил, что это она сейчас о клиентуре, которую ей еженощно приходится видеть на работе.
– Наверное, в "Сэлли" иногда надоедает?
– Конечно, надоедает, иногда, - согласилась она.
– Кому понравится, если ему каждый день будут предлагать деньги за то, чтобы присунуть в его "выхлопную трубу".
– Нет, я... я даже представить себе такое не могу, - сказал Брайс.
– Здесь можно услышать свои мысли. Она шмыгнула носом и сложила руки на столе.
Брайс положил вою руку на ее.
– Как ты, держишься?
– О, я в порядке, - сказала она.
– Просто потребуется какое-то время, чтобы все осознать. Понять, как кто-то смог сделать это с такой невинной девушкой, как она.
– Конечно, - сказал Брайс, похлопав ее по руке.
– У меня в голове не укладывается. Кто мог совершить такую гнусность?
Тут как по команде появился Оги и поставил посреди стола три стакана. Он обратился к ним с фальшивым французским акцентом.
– Мадемуазель, месье? Ваш аперитив.
Затем сел на стул рядом с братом.
Брайс не знал, в какое русло теперь направить беседу, но был тут же избавлен от этой дилеммы, поскольку рядом с ними внезапно возник Имон. Каким-то образом он не заметил мэра, когда они заходили.
Имон со скорбью посмотрел на Сару Мэй.
Неужели он уже знает? Черт, новости прямо разлетаются по этому городу.
– О, дядя Имон, - сказала Сара Мэй. Она отодвинула свой стул, встала и обняла его.
– Все это так ужасно. Просто не знаю, что с этим делать.
Брайс заметил, что Оги смотрит на него. Он беззвучно произнес ртом: "Дядя?" Затем: "Блин!"
– Знаю, дорогая.
– Дядя Имон тоскливо вздохнул. – Но это правда, что пути Господни неисповедимы. Поэтому даже когда невинный человек умирает страшной смертью, это не очень плохо, поскольку все мы будем жить вечно в Царствии Божьем.
Сара Мэй снова начала всхлипывать. Руки, сжимавшие внутренности Брайса, поднялись выше и обхватили сердце. Последнюю пару недель он страдал из-за Марси, а у кого-то здесь настоящая трагедия.
– О, божечки, дядя Имон, - сказала она, - я очень надеюсь, что ты прав.
Имон выпустил ее из объятий, погладил ее по плечам, затем взял за руку.
– Конечно, прав, именно поэтому, когда люди умирают, мы не предаемся грусти и печали. Бабба сейчас в гораздо лучшем месте, поэтому мы должны почитать ее, восхваляя замечательные жизни, которые Бог даровал нам.
Сара Мэй печально кивнула и вытерла глаза.
Мэр, казалось, наконец, заметил сидящих за столом Брайса и Оги.
– Привет, парни. Полагаю, вы уже слышали, какая у нас сегодня стряслась трагедия.
Оги кивнул.
– Да, сэр, слышали.
– Нам очень жаль, - сказал Брайс.
– Такой кошмар.
– Я ценю ваше сочувствие, парни, но, как я уже сказал, нет никакой причины скорбеть. Бабба не хотела бы этого.
Брайс предположил, что он имеет в виду теоретическую Баббу, обладающую бОльшими умственными способностями.